Археологические исследования последних лет, произведенные в Верхнем Поднепровье, позволили, как мне представляется, определить ту область, откуда в середине I тыс. н.э. пришли в Среднее Поднепровье славянские племена - поляне, северяне, уличи, те племена, которые заселили в Среднем Поднепровье область, ставшую вскоре древнейшей Русской землей.
Выше уже шла речь о том, что специфической особенностью славянской культуры VI-VIIвв. в Среднем Поднепровье, выявленной по археологическим данным, была глиняная посуда реберчатых биконических форм. Она лепилась от руки, являлась продуктом домашнего производства и поэтому может рассматриваться в качестве надежного этнического признака. Раннесредневековые славянские древности Волыни и Полесья, т.е. земли древлян и волынян, живших за рубежами древнейшей Русской земли, керамики такого типа не знали. Нет ее и западнее, в области бассейна Днестра. На территории Польши и Чехословакии славянская культура середины и третьей четверти I тыс. н.э. характеризуется преимущественно посудой так называемого пражского типа, совсем непохожей на среднеднепровскую. Некоторые другие формы раннесредневековой славянской керамики на территории Польши также не могут быть сближены с биконической средне-днепровской посудой.
Единственной областью, где возможно искать истоки реберчатых биконических форм среднеднепровской керамики V!-Vllвв., являются южные и восточные части Верхнего Поднепровья. Там на берегах Днепра, Десны и их притоков известно несколько десятков мест поселений второй и третьей четверти I тыс. н.э., речь о которых шла в предыдущем очерке. Они близки среднеднепровским поселениям VI-VIIвв. не только формами своей глиняной посуды, но и всеми другими признаками, отмеченными при археологических исследованиях. Поселения эти были сравнительно небольшими; как правило, они располагались низко - на незначительных всхолмлениях в пределах поймы или на краю сниженных участков надпойменной террасы. Единственной формой жилищ, отмеченной во многих пунктах, были прямоугольные полуземлянки, точно такие же, как охарактеризованные выше тясминские, надпорожские или исследованные на Южном Буге. Уже в ряде случаев вблизи селений были найдены могильники с трупосожжениями. Эти древности, их более поздняя группа (VII-VIIIвв.), по сути дела ничем не отличаются от синхроничных им тясминских, надпорожских, побужских и только что ставших известными лесостепных левобережных поселений.
Но если в Среднем Поднепровье наиболее ранние из интересующих нас древностей относятся к VI-VIIвв., если можно лишь предполагать, что будут найдены древности Vв., синхроничные наиболее ранним древностям русов, то в Верхнем Поднепровье древности этого рода относятся не только к третьей четверти, но и к середине и второй четверти I тыс. Последние генетически связываются с позднезарубинецкими (стр. 54-60). Очевидно, после того как на Среднем Днепре рухнула черняховская оседлость, славянское население, обитавшее в Верхнем Поднепровье, стало расширять свою территорию в южном направлении, продвинувшись в область, которую занимали некогда его далекие зарубинецкие предки.
Недавно И.П. Русанова, говоря о поднепровской раннесредневековой керамике, отделила верхнеднепровские материалы от среднеднепровских, представила их как две самостоятельные, не связанные между собой группы и, следовательно, не согласилась с высказанной мной мыслью о приходе среднеднепровского населения Vl-VIIIвв. с севера. Ее аргументацию принять нельзя. Дело в том, что И.П. Русанова сравнивала разновременный материал: взятую суммарно верхнеднепровскую керамику середины и третьей четверти I тыс. н.э. (IV-VIIIвв.) и средне-днепровскую керамику VII-VIII (VI-VIII?)вв. Естественно, обнаружилось различие: на Среднем Днепре не оказалось ранних реберчатых форм, восходящих к верхнеднепровским позднезарубинецким прототипам. Если бы И.П. Русанова сравнила материалы синхроничные, то было бы ясно, что они очень близки друг другу, что на Верхнем и Среднем Днепре в VII-VIIIвв. преобладали в основных чертах одинаковые округло-биконические формы сосудов. Ошибкой И.П. Русановой является стремление делать выводы на основании одного элемента культуры - керамики, оставляя без внимания другие культурные элементы, нередко более существенные. В результате в рамки верхнеднепровской группы древностей у И.П. Русановой вошла керамика как славянских поселений, так и поселений восточных балтов, заимствовавших у соседей-славян некоторые элементы культуры, в частности формы их сосудов (И.П. Русанова. О керамике раннесредневековых памятников Верхнего и Среднего Поднепровья. В сб.: Славяне и Русь, М., 1968, с.143 и сл).
Мне уже приходилось указывать, что доказательства северного происхождения обитателей среднеднепровских (тясминских, надпорожских, верхнебужских, киевских, лесостепных левобережных) поселений VI-VIIIвв. не ограничиваются сходством форм их поселений, жилищ, керамики и погребальной обрядности с соответствующими особенностями культуры населения южных частей Верхнего Поднепровья и бассейна Десны. Продвинувшись на юг, это население принесло с собой в Среднее Поднепровье такой северный, по происхождению балтийский, элемент культуры, как украшения геометрического стиля, инкрустированные цветной эмалью.
Такими же северными элементами, идущими от тех же верхнеднепровских балтов, являются, по-видимому, круглые святилища, обнаруженные при раскопках в низовьях р. Тясмина: в Пеньковке и Стецовке. Можно думать, что поляне, северяне и уличи, занявшие после середины I тыс. н.э. Среднее Поднепровье, имели в своем составе не только исконных славян - потомков зарубинецкого населения, но и смешавшихся с ними уже ассимилированных к тому времени верхнеднепровских балтов (П.Н. Третьяков. Финно-угры, балты и славяне на Днепре и Волге. М.- Л., 1966, с.271-272).
Выше было приведено мнение Б.А. Рыбакова, считавшего, что вещи с эмалью, найденные в Киевском Поднепровье, принадлежали полянам, тесно связанным с землями радимичей, вятичей, кривичей и литвы. В свете всего сказанного я полагаю, что ареал вещей с эмалью в Среднем Поднепровье охватывает не столько земли полян, сколько область, занятую славянскими племенами из Верхнего Поднепровья и Подесенья на первом этапе их движения на Средний Днепр. Это было в середине I тыс. н.э., еще до того времени, когда новые поселенцы Среднего Поднепровья установили контакты с Югом и когда в их среде распространились новые формы предметов убора и украшений - древности русов. Территории отдельных племен - полян, северян, уличей также установились, по-видимому, лишь в последующее время: в рамках третьей четверти I тыс. н.э.
Но почему же на территории полян, на Kиевщине, древности антов-русов найдены сравнительно в небольшом количестве? Их значительно больше на восточной и южной окраинах славянского расселения. Отсюда Б.А. Рыбаковым был сделан вывод, что древности русов не имели широкого распространения в полянской среде.
Сравнительно небольшое количество этих находок в земле полян и вообще на севере древнейшей Русской земли является, однако, вполне понятным. Дело в том, что поляне обитали в глубине новых славянских земель в Среднем Поднепровье, а не на южных и восточных окраинах, которые первыми принимали на себя удары кочевников. Здесь, на окраинах, население зарывало свои ценности в землю и теряло их. Если бы Пастырское поселение не подверглось в начале VIIIв. сокрушительному разгрому, на его месте не сохранились бы те многочисленные предметы, которые составляют ныне наиболее значительное собрание древностей русов. Поляне с их градом Киевом жили в более спокойной обстановке, за спиной у северян и уличей, а также предполагаемых русов. Вероятно, именно поэтому город полян -  
Киев стал центром среднеднепровских славян и их древнейшей Русской земли. Он находился в более безопасном месте, чем эмбрион города - Пастырское городище или Родня, Пересечень и другие окраинные пункты, игравшие большую роль в третьей четверти I тыс. н.э., но утратившие ее где-то в начале VIIIв., вероятно, в связи с хазарской экспансией.
Мои оппоненты считают, что в обрисованной выше концепции имеется одно слабое место, а именно то, что поселения третьей четверти I тыс. н.э. с прямоугольными землянками и реберчатой глиняной посудой находятся не только в границах древнейшей Русской земли, но и севернее их, а также кое-где южнее и юго-западнее.
Но это обстоятельство ни в какой мере не противоречит всему сказанному выше. Русская земля - древнейшее государство днепровских славян - отнюдь не объединяло всех потомков зарубинецких племен, употреблявших реберчатую керамику. Это было не этническое, а политическое образование, включавшее в свои границы то население, которое пришло в Среднее Поднепровье, а также его родичей, живших в южных частях левого берега Верхнего Днепра.
Северные группы потомков зарубинецких племен в состав Русской земли не входили.
Некоторые группировки днепровского населения двинулись и дальше на юг, за пределы Русской земли, где они стали известны под именем антов. Но, кажется, основные группировки антов создавались не столько за счет поднепровского, сколько за счет более западного - волынского и поднестровского славянского населения. Этот вопрос еще предстоит исследовать.
П.Н. Третьяков. У истоков древнерусской народности. МИА, 1970(179), c.43-52, c.92-99