Введение

КРАТКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ЯЗЫКОВ

Иранские и славянские языки, как известно, в генетическом отношении представляют собой отдельные семьи, входящие — через определенные промежуточные этапы — в большую индоевропейскую семью, точнее, в одну из составляющих ее групп, условно называемую группой «сатэм» (подробнее о ее признаках см. в разделе «Фонетика и фонология»). Помимо этого дальнего генетического родства их сближают некоторые общие черты, объясняемые сходными типологическими линиями развития. Кроме того, ряд общих черт и элементов объясняется языковыми контактами между иранскими и славянскими языками, т.е. в конечном счете — ареальными факторами.

ГЕНЕТИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

Иранские языки

При изучении иранских языков в последние десятилетия подверглись пересмотру и были существенно уточнены их генетические связи с другими языковыми группами и семьями, а также генетическое строение самой иранской семьи. Кроме того, уточнению подверглись и те характерные признаки трансформации иранских языков, которые традиционно считались генетически общими для определенных языковых групп, но на поверку оказались общими в типологическом

или в ареальном плане и независимыми от степени генетического родства этих языков.

В частности, как уже говорилось, была уточнена генетическая позиция иранских языков среди других арийских. При общепризнанной и несомненной принадлежности иранской семьи к более древней арийской общности [1] выявились более четкая схема и относительная хронология их вычленения из этой общности. Стало ясно, что арийская семья в своей филиации прошла определенные этапы «ветвления»: а) наиболее ранний (во всяком случае, по фиксируемым ныне данным) — вычленение из нее нуристанской (традиционное название — «кафирская») группы языков, в то время, как собственно индоиранская группа еще сохраняла относительное единство, и б) более поздний, или поздние, — вычленение из индоиранской группы дочерних групп — индоарийской и иранской, а также, возможно, других, в частности дошедших до нас дардских языков. При этом вычленение иранских языков как единой семьи происходило уже с ее изначальной диалектной неоднородностью. Все эти этапы характеризовались определенными историко-лингвистическими (в основном историко-фонетическими) инновациями, свойственными тому или иному праязыку (общеарийскому, общенуристанскому, общеиранскому, общеиндоарийскому), которые теперь приходится учитывать при сопоставлении иранского материала с неиранским (историко-фонетические признаки этого процесса см. в разделе «Фонетика и фонология»).

Подробнее об этапах членения арийского состояния на «ветви» см. также [Morgenstierne 1945, 228-232, 1974; Morg. ID, 338-342; Buddruss 1977; СГВЯ-Ф, 42-43, 48, 55; Эдельман 1992].

Исследования последних десятилетий внесли еще и некоторые коррективы в наши представления о праиранской языковой системе. Отчасти это вызвано появлением новых материалов по некоторым «малым» иранским языкам, которые до тех пор не имели сколько-нибудь полного описания и словарей, и интерпретацией этих материалов в генетическом, типологическом и ареальном аспектах. Включение в реконструкцию праязыка свидетельств ряда «малых» живых иранских языков, хранящих иногда рефлексы более архаичного состояния, чем фиксируемое языками древних памятников, дало возможность выявить более древний облик общеиранского праязыка. Ныне следует, по-видимому, считать доказанным, что действительно общее для всех иранских языков праязыковое состояние оказалось более архаичным и более «отодвинутым» к общеиндоиранскому, чем оно реконструировалось ранее на основании только авестийского и древнеперсидского языков. А это, в свою очередь, не только выявило хронологическую и ареальную неоднородность иранской праязыковой системы, но и задало иные ориентиры для сравнения истории иранских и славянских языков.

Кроме того, общеиранская, или праиранская, система представляется ныне в более детализированном виде, с ее хронологической и ареальной неоднородностью: определились некоторые этапы как вычленения праиранских диалектов из индоиранской группы (при их неоднородности уже в тот период), так и их дальнейшей дивергенции. Поскольку основные архаизмы и инновации классификационной значимости находятся в русле исторической фонетики арийских и иранских языков, подробнее об этом будет сказано в разделе «Фонетика и фонология». Здесь же упомянем некоторые общие моменты.

Хотя, как уже говорилось, общее для всех иранских языков праязыковое состояние оказалось более архаичным, чем представлялось ранее, оно не было единым и монолитным по всему иранскому ареалу: в праязыке совершенно отчетливо выступают диалектные или, во всяком случае, ареальные варианты, выявившиеся в их историко-фонетических чертах:  1) «продвинутый», обладающий определенными инновациями центральный под-ареал и более архаичные (либо развившие собственные инновации) маргинальные, что отразилось, например, в рефлексах индоевропейских палатальных согласных, которые, вопреки расхожему мнению, не становились сибилянтами по всему праязыковому общеиранскому ареалу; 2) западный и восточный под-ареалы, в которых по-разному преобразовались рефлексы индоиранских звонких (и отчасти глухих) согласных. Последнее членение и переросло затем в генетическое размежевание всех иранских языков.

На основании генетических, главным образом историко-фо нетических, признаков (прежде всего рефлексов индоиранских звонких согласных) все иранские языки делятся на две большие группы, условно называемые «западной» и «восточной» (по месту расселения древних носителей иранских диалектов в I тысячелетии до н.э. по отношению к району Даште Кавир — Великой Соляной пустыни в Иране). Их основной состав:

З а п а д н а я  г р у п п а  —  ю ж н а я  п о д г р у п п а  — вымершие: древнеперсидский, среднеперсидский; живые: продолжения сред-неперсидского в виде классического и современного персидского, таджикского и дари, татский язык, лурские и бахтиярские диалекты, кумзари, группа диалектов башкарди и другие малые языки и диалекты;  с е в е р н а я  п о д г р у п п а  — вымершие: мидийский, парфянский; живые: курдский, белуджский, талышский, гилянский, мазандеранский, семнанский, сивенди, диалекты тати, малые языки и диалекты Центрального Ирана и др.

В о с т о ч н а я  г р у п п а  —  с е в е р н а я  п о д г р у п п а  — вымершие: скифо-сарматские языки и диалекты, согдийский, хорезмийский языки; живые: осетинский, ягнобский;  ю ж н а я  п о д г р у п п а  — вымершие: бактрийский, сакские языки и диалекты; живые: пашто (афганский) с родственным ему языком // диалектом ванеци, мунджанский с близкородственным йидга, ваханский, ишкашимский с родственным ему сангличским, языки и диалекты шугнано-рушанской группы (наиболее значимые — шугаанский, хуфский, рушанский, бартангский, рошорвский, сарыкольский), язгулямский язык (и вымерший в конце XIX в. старованджский язык). Термин «восточноиранские» по отношению к этой группе в значительной мере условен, поскольку скифские и сарматские языки (и потомок скифских диалектов — осетинский язык) не находятся на востоке иранского ареала. Условно и ее членение на северную и южную подгруппы, поскольку оно опирается главным образом на географию (чисто языковые данные в этом членении не дают однозначной картины), в отличие от западной группы.

Язык Авесты — религиозных текстов зороастрийцев — выявляет черты восточных и западных языков (что может быть связано с распространением их в среде жрецов с родным западноиранским языком), а также следы доиранских архаизмов, сохраняя отдельные формы слов и словосочетания, возникшие значительно ранее пра-иранского периода и имеющие аналоги в других индоевропейских языках.

Поскольку различные иранские языки, принадлежащие к разным группам и подгруппам, контактировали в разные периоды с неиранскими, в частности со славянскими языками, и поскольку эти контакты носили различный характер — от тесного общения (и даже двуязычия) до разового (при торговле), представляется важным отождествление того или иного контактировавшего иранского языка и, следовательно, выяснение свойственных именно ему тех или иных лингвистических характеристик.

Как уже говорилось, основными признаками генетического членения иранских языков являются определенные историко-фонетические инновации в каждой из групп. В поисках же признаков их расхождения на более высоких языковых уровнях (морфолого-синтаксическом, лексическом) приходится учитывать существенные историко-типологические изменения в их системах. В результате коренной перестройки морфолого-синтаксической системы иранских языков в эпохи, последовавшие за древнеиранской, трудноопределимыми или вовсе не определимыми оказались соответствия в исчезнувших элементах древней флексии и аффиксов. В итоге выявление общих материальных рефлексов древних морфологических элементов удается далеко не всегда. К тому же выяснилось, что ни один из немногих выделявшихся традиционно классифицирующих морфологических признаков западной или восточной группы иранских языков на деле таковым не является: каждый из них присущ лишь части языков той или иной группы. (Утрата большой части древних аффиксов и флексии сказывается, естественно, и на генетическом сравнении иранских языков с другими, в частности славянскими.)

Так же слабо фиксируется членение иранских языков на генетические группы и подгруппы (как и степень генетического родства иранских языков с другими индоевропейскими) в лексике: наличие ~ отсутствие определенных лексем, считавшееся традиционно классифицирующим, в результате более глубокого исследования лексического фонда иранских языков, с появлением более полных словарей и т.п. тоже оказалось генетически несущественным. В связи с этим обстоятельством продуктивными представляются поиски словообразовательных моделей, средств словообразования, а главное, материальных словообразующих элементов, углубленное изучение которых — дело будущего.

Славянские языки

В течение последних десятилетий несравненно увеличились наши знания об индоевропейских языках Европы, их истории и генетических взаимоотношениях, в особенности о славянских языках и их генетических отношениях к другим языкам группы «сатэм». В частности, появилось много работ, рассматривающих проблему генетических отношений славянских языков с балтийскими (балтийскую группу образуют, как известно, литовский, латышский, вымерший в XVII в. прусский, или древнепрусский, и предположительно ятвяжский — языки, сильно разошедшиеся между собой и находящиеся как бы на «разных этапах» ухода от праязыкового состояния).

Существует немало теорий балто-славянских отношений. Их перечень приводится, в частности, О.Н. Трубачевым (см. [Трубачев 1983, 238] со ссылками на работы предшественников) [2]. Основные теории сводятся к следующим: 1) существовал единый балто-славянский праязык, или праязыковая общность (Шлейхер, Бругман); 2) происходило независимое, параллельное развитие близких балтийских и славянских диалектов (Мейе); 3) различия между балтийскими и славянскими языками были еще на уровне индоевропейских диалектов, а затем, после выделения арийцев, произошло вторичное сближение балтийского и славянского языкового мира и образование балто-славянской общности, но без общего праязыка (Эндзелин); 4) была древняя общность балтийских и славянских языков, затем длительный перерыв и новое сближение (Розвадовский); 5) славянский образовался из периферийных диалектов балтийского. Все эти гипотезы основаны главным образом на анализе сравнения историко-фонетических законов и на этимологии отдельных (хотя и существенных) морфем и слов (в основном местоимений).

Существуют и другие теории о взаимоотношениях балтийского и славянского, которые рассматриваются в [Трубачев 1983, 238-239], с отдельным анализом теории Мартынова, предполагающего происхождение праславянского как результат соединения западного прото-балтийского с италийским (при миграции в XII в. до н.э.) и с наложением иранского суперстрата [Мартынов 1978 (I), 43, 1978 (II), 102, 1981 (I), 104-106; Трубачев 1983, 238].

Р. Бошкович [1984, 30] считает, что существовала недолгая эпоха балто-славянского единства (причем о месте и времени существования этой балто-славянской общности можно только догадываться). Она длилась лишь столько, сколько было необходимо, чтобы развитие склонения в обеих группах пошло в одном и том же направлении, но не была настолько длительной, чтобы то же случилось с глагольным спряжением. Отсюда поразительное сходство в именном склонении при различиях в спряжении.

Ср. также скептическое отношение к идее изначального балто-славянского праязыка С.Б. Бернштейна [Бернштейн 1961, 27 и сл.], который рассматривает отношения балтийского и славянского как вторичное «сообщество», т.е. языковой союз (там же, 31 и сл., 133, 154), возражая К. Бругману и другим исследователям, усматривающим изначальное тесное генетическое родство между ними. Праславянский язык он возводит к более раннему периоду, чем возникновение этого союза.

Вместе с тем многие исследования последних лет, особенно в области этимологии и исторической лингвогеографии (содержащие реконструкцию ряда общих для балтийских и славянских языков словообразовательных моделей и линий семантического развития, а также учитывающие огромный диалектный материал, в том числе не отраженный ранее в специальной литературе), имеют результатом утверждение (или, во всяком случае, основательную базу для него) о существовании в древности эксклюзивных балто-славянских генетических изоглосс и — в конечном счете — о возможности существования единой в генетическом плане праязыковой балто-славянской системы (см. историко-лексикографические и этимологические работы Ю.В. Откупщикова, А.Е. Аникина и в особенности обобщающие труды разных лет В.Н. Топорова в разделе «Литература»).

Не будучи специалистом в данной области, не берусь высказывать свое суждение, поэтому славянский и балтийский материал в данной работе будет фигурировать в раздельном виде.

§ 7. Процесс выделения праславянского языка характеризовался появлением определенных инноваций по сравнению с индоевропейским на разных языковых уровнях: в фонетике, морфологии, синтаксисе, словообразовании [Бернштейн 1961, 1974; Бошкович 1984, 30-32].

Славянские языки делятся, в свою очередь, на три основные генетические группы: 1) восточнославянские: русский, украинский, белорусский (считается, что они довольно поздно — в XIV-XV вв. выделились из общего — древнерусского языка); 2) западнославянские: польский с примыкающими к нему диалектными ареалами — кашубским и словинским; полабский, или залабский (язык, на котором говорили некогда славяне за Эльбой и который вымер в XVIII в.); чешский и словацкий; близкий к чешскому верхнелужицкий и близкий к польскому нижнелужицкий (два последних сильно германизованы); 3) южнославянские: четыре живых языка — словенский, сербскохорватский, македонский и болгарский; один вымерший язык — старославянский — с памятниками X-XI вв.

Различия между этими тремя группами — в исторической фонетике, отдельных морфемах, типах чередований и др. (подробнее [Бернштейн 1961, 37 и сл., 225 и сл., 1974; Бошкович 1984, 32-34]). Тем самым, в отличие от иранских языков, членение славянской общности на группы опирается на существенные для каждой из них основные черты на разных языковых уровнях — в исторической фонетике, морфологии и словообразовании (см. в соответствующих разделах).

ОБЛАСТИ РАСПРОСТРАНЕНИЯ. КОНТАКТЫ. ЯЗЫКОВЫЕ СОЮЗЫ

Как известно, о прародине индоевропейского языка нет единого мнения. Этот факт наглядно показан в созданной Дж.Мэллори карте праязыковых ареалов, предполагаемых авторами основных трудов, изданных после 1960 г. [Mallory 1989, 144]. Вместе с тем некоторые из этих ареалов могут быть вполне реальными для разных периодов существования праязыка (о понятии «первоначальности» периода и ареала праязыка см. [Гамкрелидзе, Иванов 1984 II, 865 и сл.]). В связи с этим здесь будут приниматься во внимание только (также гипотетичные) ареалы «прародин» более позднего периода для иранских и славянских языков.

О прародине иранской семьи также нет единого мнения. Наиболее реалистичной представляется общая арийская прародина, соотносимая со степной полосой от Южнорусских степей до Средней Азии, где кочевали носители арийских диалектов и откуда затем они распространялись в места их более позднего обитания, постепенно утрачивая языковое единство (обзор мнений об их прародине и о путях распространения см. также [ОВЛГ, 73-75; Оранский 1979, 51-52]).

При этом совершенно очевидно, что в отличие от славянских и других индоевропейских языков Европы, о прародине которых ведутся дискуссии, но которые все же распространены в относительно компактном ареале — Европе, иранские языки ни в одном из регионов их нынешнего бытования не являются автохтонными. Их распространение на историческую и современную широкую территорию Евразии сопровождалось разновременными и разнотипными контактами с языками разных семей (см. [Оранский 1979, 66 и сл.], о контактах носителей индоиранских и затем иранских диалектов с финно-уграми см. также [Minissi 1970; Harmatta 1978; Абаев 1995, 458 и сл., 472 и сл.; Лушникова 1990]). В связи с этим особо существенную роль в изучении истории иранских языков играют сведения о тех ареальных общностях, в которые входят (или входили прежде) иранские языки в разных регионах.

В исследованиях последних десятилетий более явными стали результаты вхождения семьи в целом либо отдельных ее компонентов в различные вторичные общности конвергентного происхождения, включая языковые союзы.

Наиболее ярким представителем таких общностей является большой Центральноазиатский языковой союз (ЦАЯС — термин В.Н. Топорова), охватывающий языки различных семей и групп: часть языков восточноиранской генетической группы, отдельные языки западно-иранской группы; нуристанские языки; дардские; часть индоарийских; некоторые неиндоевропейские языки ареала (группу гималайских языков, отдельные островные дравидийские, изолированный язык бурушаски). Этот языковой союз, возникший на относительно едином субстрате (предположительно на языке бурушаски в его раннем состоянии или на родственных ему языках // диалектах), выявляет ряд общих структурных черт в фонологии, морфологии, синтаксисе, пласты общей лексики, некоторые словообразовательные модели, а также систему «скрытых» категорий и элементов языкового мышления, указывающих на то, что субстратом послужил язык активной типологии. Это не исключает последующего цементирования данного языкового союза дальнейшим конвергентным развитием оказавшихся в разных зонах его ареала языков, однако элементы общего субстрата выявляются здесь практически на всех языковых уровнях, во всех подсистемах [Топоров 1965; Эдельман 1980].

Внутри этого союза прослеживаются определенные под-ареалы, часть которых представляет собой своего рода микросоюзы, характеризующиеся набором своих лексических и структурных элементов, а в некоторых случаях — и элементов языкового мышления. Один из таких микросоюзов охватывает Памиро-Гиндукушский регион, состоящий из трех ярко выраженных под-ареалов, в том числе и одного восточноираноязычного: это так называемая группа памирских языков (в составе генетически близких языков и диалектов шугнано-рушанской группы, родственного им, но обособленного язгулямского языка и более удаленных генетически ваханского, ишкашимского с сангличским, а также — по ряду черт — мунджанского языка с йидга), восходящих к разным древним восточноиранским диалектам, развивших тем не менее весьма сходные фонологические и морфолого-синтаксические структуры и имеющих большой пласт общей лексики. Эта общность сложилась благодаря единому субстрату, конвергентному развитию самих данных языков при их контактах, а также благодаря адстратному (и частично суперстратному) воздействию таджикского языка (и родственных ему таджикско-персидско-дари диалектов), который на протяжении многих столетий является в этом ареале языком культуры и межэтнического общения  (см.,  например, [Грюнберг, Стеблин-Каменский 1974; Оранский 1979, 188-191]).

Осетинский язык входит в ареал кавказских языков, выявляя субстратные черты, свойственные последним, как и другой индоевропейский язык ареала — армянский [Аб. ОЯФ, 75-78; Абаев 1956 (I), 1970, 1978].

Имеется и ряд других, более частных ареальных объединений. Кроме того, во многих иранских языках наблюдается большое количество ареальных элементов, обязанных происхождением различным процессам — спонтанным и контактным (см., например, [ОВЛГ, 76-99, карты 3-14]).

В последние десятилетия уточнились некоторые сведения об ареале славянской прародины и ареалах бытования славянских языков в разные периоды и об их ранних контактах с балтийскими и другими языками. В качестве славянской прародины называют «Дунайский регион», тем более что с теорией дунайской прародины славян связана и концепция центральноевропейского ареала древних индоевропейцев. При этом интересно, что контакты балтийского языкового мира с дако-фракийским в III тысячелетии до н.э. не затронули славянских языков, а контакты славян в Центральной Европе (в том числе во II тысячелетии до н.э. с иллирийцами и др.) проходили без участия балтов [Трубачев 1983, 240-243].

Из вторичных конвергентных объединений, в которые входят славянские языки, важным является наличие Балканского языкового союза, куда помимо части славянских входят также отдельные индоевропейские языки (греческий, албанский, румынский и др.) и неиндоевропейские (например, турецкие диалекты, отчасти гагаузский язык). О славянском заселении Балкан см. [Бернштейн 1961, 82].

Из менее крупных языковых союзов, в которые входят славянские языки и диалекты, следует отметить выявленный относительно недавно языковой союз в юго-восточной Прибалтике (так называемый Peipus-Bund), центром которого является эстонский язык. Об одной из изоглосс, характерной для этого союза, будет сказано в разделе «Морфология и синтаксис».

С точки зрения иранистики особый интерес для обсуждаемой проблемы представляют иранские языки западного ареала (независимо от их генетической принадлежности к западноиранской или восточноиранской группе), контактирующие или контактировавшие прежде с неиранскими языками Европы, включая славянские.

В этом плане наиболее интересен для нас скифско-осетинский мир. С одной стороны, как уже говорилось, субстратное кавказское воздействие и продолжающиеся контакты с кавказскими языками сближают в типологическом плане осетинский язык как с ними, так и с еще одним индоевропейским языком ареала — армянским. С другой стороны, продолжение в осетинском языке скифских диалектов, в течение длительного времени взаимодействовавших со славянскими и частично с балтийскими и германскими, а также с финно-угорскими, обусловило наличие в нем определенного количества прямых лексических заимствований и ряда структурных черт, общих, во всяком случае, для части этих языков (подробнее см. [Зализняк 1962; Абаев 1965]); отдельные из этих черт будут рассмотрены ниже, в контексте конкретных общностей.

Немалый интерес для рассматриваемой проблемы представляет и персидский язык на разных этапах его истории. Для нас здесь важны не только явные элементы его взаимодействия со славянскими диалектами и — позднее — с русским языком (в ходе контактов в сфере материальной и духовной культуры, о чем неоднократно писали различные исследователи, см., например, [Топоров 1971, 1978, 1979, 1983, 1989, 1995]), но и те черты внутреннего развития структуры этого языка, которые имеют определенные параллелизмы в языках Балканского языкового союза (см. [Абаев 1965; Эдельман 1989]) и происхождение которых нуждается в дополнительном объяснении.

В плане ранних иранско-славянских контактов особый интерес представляет собой так называемый «Дунайский регион».

По мнению О.Н.Трубачева, славянско-иранские контакты относятся к периоду не ранее середины I тысячелетия до н.э. (см. [Трубачев 1992 (II), 23]). В эпоху контактов в «Дунайском регионе» славян со скифами и, возможно, с индоарийцами они вобрали иранские элементы, и это было не в глубокой древности [Трубачев 1983, 249-250]. Об ареалах контактирования носителей иранских диалектов с балтами, славянами, готами см. также [Топоров, Трубачев 1962, 231; Лер-Спла-винский 1964, 135; Топоров 1983, там же более ранняя литература].

Интересны сведения о контактах носителей иранских диалектов (скифов) с носителями западнославянских и об иранских заимствованиях (так называемых «polono-iranica», типа *(go)panъ 'господин', охвативших только часть западнославянских диалектов, без серболужицких), о которых в 60-е годы еще не было известно, см. [Трубачев 1983, 256].

Отдельную проблему составляет возможность сохранения еще в I тысячелетии до н.э. в Скифии, в Северном Причерноморье, на территории правобережной Украины, в предгорьях Северного Кавказа, наряду с иранским (скифским), индоарийского этнического компонента и соответственно возможность проникновения в славянские языки индоарийских заимствований (подробнее см. [Трубачев 1977, 24 и сл., 1978, 1979, 41-42, 1983, 257-258, 1999]), которые не во всех случаях отличимы от иранских.

ТИПОЛОГИЧЕСКИЕ ЧЕРТЫ

Немалый интерес представляют иранско-славянские общие системные черты, развившиеся в результате общих (и/или сходных) историко-типологических процессов. Их анализ показывает, что развитие таких типологически сходных черт тоже значимо для сравнения материала языков этих двух семей, поскольку их появление может диктоваться разными причинами. Они могут возникнуть: а) в каждой из рассматриваемых групп независимо, благодаря некоторым общим тенденциям в развитии человеческого мышления, б) также независимо, но в результате общего стимула в виде единого «первотолчка», обусловленного какими-то явлениями общеиндоевропейской прасистемы (что может пролить свет на некоторые принципы развития и других индоевропейских языков), в) в зависимости от иноязычного воздействия в результате контактов с другими индоевропейскими или неиндоевропейскими языками и т.д. Такие поздние схождения могут быть чисто структурными или стимулироваться некими контенсивными сходствами.

При исследовании иранской языковой семьи высветились различные пути историко-типологических трансформаций разных иранских языков (см. [ОИТИИЯ I-II]), позволяющие установить как определенные общие линии развития, так и те отличия от «генеральных путей», которые наблюдаются в различных языках (и/или ареалах). Среди таких отклонений имеются черты, возникшие благодаря спонтанным изменениям системы конкретного языка, а также черты, обязанные своим происхождением разновременным и разнотипным контактам. Историко-типологическая трансформация славянских языков менее разнообразна. Сопоставление ряда типологических черт иранских и славянских языков позволяет уяснить соотношение генетической и типологической составляющих в общей массе схождений этих языковых семей.  

1. Существование арийской общности в определенный период было подвергнуто сомнению на основании главным образом некоторых расхождений между древнеиндийским  языком и авестийским, см. [Макаев 1977,  25-47], однако дальнейшие исследования (например, [СГВЯ-Ф, 24-65; Эдельман 1992]) показали  единство  исходного, т.е. общеарийского, состояния для индоарийских и иранских языков и тем самым сняли это сомнение.