ВИЗАНТИЙСКИЕ ИСТОЧНИКИ

    Византийские письменные памятники, с одной стороны, представляют собой самый объемный корпус свидетельств, воспроизводящих непрерывную картину развития восточноевропейского региона с IV по XV в. С другой стороны, эти свидетельства обладают достоинством повествований очевидцев — непосредственных участников исторических событий начальной истории Древнерусского государства (константинопольский патриарх Фотий, император Константин Багрянородный, Лев Диакон, Михаил Пселл и др. ) Византийские актовые и нарративные тексты составляют основной фонд сведений о Древней Руси начиная с IX в.

    Изучение византийских источников строится на сочетании анализа разножанровых памятников: как повествовательных текстов — хроник и исторических мемуаров, литературных прозаических произведений и исторических поэм и стихов, так и актовых — международных договоров, императорских грамот (хрисовулов), монастырских уставов и описей, сохранивших материалы, касающиеся отечественной истории.

    Первостепенное внимание уделяется византийским историографическим памятникам (Бибиков. 1996а). Ранневизантийская историографическая традиция IV—V вв. сочетала в себе элементы развития позднеантичных принципов исторического повествования (Приск Панийский, Зосим и др. ) и черты освоения новых категорий исторического мировидения, связанного преждевсего с церковной историей (Евсевий Кесарийский, Феодорит Киррский, Захария Митиленский и др. ). Становление же собственно раннесредневековых принципов историографии связывается с именами Прокопия Кесарийского, Агафия, Феофилакта Симокатты и др. Именно в этих пространных историографических трудах дошли до нас древнейшие свидетельства о славянских племенах Восточной Европы.

    Начало классического периода в развитии византийской исторической мысли (VIII—XII вв. ) обычно связывают с анналистикой Феофана Исповедника (ок. 760-818 гг. ), хрониками Георгия Синкелла (ум. вскоре после 810 г. ) и патриарха Никифора (758-828 гг. ). Для древнерусского летописания огромное значение имели памятники IX—X вв., легшие в основу славянских переводов и летописных текстов по начальной истории Руси, славян, всего окрестного мира. Это хроники Георгия Амартола (завершена ок. 866/67 г. ), Продолжателя Георгия (Логофета) (доведена до 978 г. ), Псевдо-Симеона (доведена до 963 г. ) и другие хронографические, часто анонимные тексты (например, «О Льве Армянине»).

    Историография эпохи «византийского энциклопедизма» X в. представлена сочинениями императора Константина Багрянородного (905—959 гг. ), хроникой Продолжателя Феофана (создана ок. 950 г. ), включая «Жизнеописание императора Василия», «Книгами царств» Генесия (середина X в. ), «Историей» Льва Диакона (написана в конце X в. ). Почти все они, будучи выдающимися памятниками средневековой мысли, содержат обширные, в основном уникальные — при отсутствии других синхронных источников — сведения по истории Руси, ее политическому устройству, военным кампаниям, просопографии, хозяйственно-экономической жизни, дипломатии и культуре.

    Замечательные историософские и литературные памятники XI в., такие как мемуарные записки Михаила Пселла (1018 — после 1096/97 гг. ) или монументальная хроника Иоанна Скилицы (после 1040 — после 1100 гг. ) и ее Продолжателя (завершена после 1101 г. ), также являются важнейшими источниками по истории русско-византийских взаимоотношений этого времени. Своеобразным итогом развития классического периода византийской исторической мысли представляется историография эпохи Комнинов (династии византийских императоров, правивших с 1081 по 1185 г. ) конца XI—XII в. Свидетельства очевидцев — историка Иоанна Киннама (после 1143 — начало XIII в. ), мемуариста Евстафия Солунского (ок. 1115 — ок. 1196/97 гг. ), писателя и ритора Никиты Хониата (ок. 1155-1217 гг. ) — касаются истории Руси и ее места в сложной структуре международной политической жизни средневекового мира в самый канун монголо-татарского завоевания.

    Поздневизантийские «малые хроники», отдельные хронографические тексты, по большей части не изданные и потому не известные широкому кругу читателей и специалистов, также содержат важные данные о древнеславянской и русской истории, в частности о расселении славян в Европе, о крещении Руси и т. п.

    Особое место среди византийских источников по отечественной истории занимают тексты других жанров — риторические сочинения, поэтические произведения исторического содержания, эпистолярные сочинения, (послания, письма), памятники агиографии, специализированные трактаты (географические, воинские, обрядовые, юридические), а также акты — международные договоры, императорские хрисовулы, патриаршие постановления и послания, монастырские уставы и описи, судебные постановления. Все эти категории византийских источников содержат богатейшие материалы по отечественной истории (Бибиков. 1981). Однако информация в беллетризованных текстах подчас носит не прямой, а скрытый характер, и ее интерпретация нуждается в особой методике. Поэтому в данном случае специальное внимание уделяется методике источниковедческого анализа разнотипных, разножанровых и хронологически достаточно отстоящих один от другого памятников.

    Так, важнейшее место в круге источников по начальной русской истории занимают агиографические сочинения — жития святых, деяния мучеников и святителей, чья судьба в той или иной степени оказалась связанной с Северным Причерноморьем, Таврикой, Русью. Своеобразие известий определяется здесь особым характером историзма житий, спецификой отражения апокалиптического сознания в языке (Бибиков. 1996б).

    В отличие от издавна изучаемых исторических трудов византийские риторические сочинения лишь в нынешнем столетии стали привлекать внимание историков. Действительно, сложность языка речей, передача информации в форме иносказаний, цитат, поэтических фигур затрудняют их анализ с исторической точки зрения. Но именно в них в последние десятилетия обнаружены интересные сведения. Например, выясняется, что за общими словами «северный», «далекие варвары» и др. скрывается упоминание об участниках конкретных событий современной политической жизни. При бедности прямой информации на уровне фактологии эти памятники поддаются анализу в интересующем нас аспекте именно при выявлении их внутренних идейно-художественных авторских тенденций. Так, конкретно-историческое исследование данных византийской риторики позволяет использовать многочисленные материалы, относящиеся к «русской» теме: сочинения Феодора Продрома, Михаила Италика, Никифора Василаки, Михаила Ритора («Анхиальского»), другого ритора Михаила («Солунского»), Иоанна Диогена, Михаила Хониата, Никиты Хониата, Евстафия Солунского, Сергия Коливы, Иоанна Сиропула, Никофора Хрисоверга, Николая Месарита, митрополита Георгия Торника, Димитрия Торника, Георгия Торника — ритора, Константина Стилва и др. Большинство из них вообще не рассматривались в обобщающих работах по отечественной истории, другие оказываются теперь доступными в новых изданиях, дополняющих и уточняющих старые чтения текстов.

    Риторичность писем византийских авторов также нередко затрудняет их исторический анализ. Элементы деконкретизации, стереотипы образов и выражений, традиционность тематики и стиля посланий вызваны тем, что византийская эпистолография представляет собой особый жанр литературы и имеет свои законы. Вместе с тем письмо — акт непосредственного сиюминутного общения, и потому оно содержит актуальные свидетельства, переданные в аллюзиях, аллегориях, стандартных формулах. Поэтому при анализе данных эпистолярных памятников важно уловить информацию в синтезе непосредственно отражаемого факта и традиционного, «этикетного» рассказа о нем. Источниковедческая задача здесь — не препарировать источник, расчленяя его и отбрасывая все литературное, этикетное, стереотипное и оставляя для исторического исследования фактологическую часть, но увидеть в этой форме способ мышления и способ описания фактов, распознать стоящую за ними информацию.

    Подобным же сложным характером обладают и стихотворные сочинения византийских риторов. Написанные по поводу тех или иных событий общественной жизни так называемые исторические стихотворения также насыщены литературными штампами, образами и формулами, за которыми стоят важные сведения по военной и политической истории, просопографии, международным связям.

    Необходимость осмысления жанровых особенностей источника, как первой ступени на пути к исследованию исторической информации, в той же мере касается византийского романа, полемических трактатов, схолий, комментариев, содержащих интересующие нас свидетельства.

    Наряду с нарративными источниками, ценные материалы по истории Руси и русско-византийским связям содержат акты. Объем сведений византийских актов XI—XIII вв. возрастает по сравнению с более ранним временем: с этого периода документы — императорские хрисовулы, простагмы («приказы»), патриаршие послания, синодальные постановления, описи и купчие грамоты — постепенно, особенно с XIII в., становятся важнейшим источником исторических исследований. Интереснейший материал дают акты, хранящиеся в афонских архивах — Русского монастыря, монастырей Ксенофонта, Пантократора, Хиландаря, Эсфигмена, Зографа, Филофея, Иверского и др. Акты до начала XIII в. представляют собой древнейший пласт афонского архива.

    Особый интерес при изучении актового материала вызывают византийские документы, сохранившиеся лишь в переводах — древнерусских, латинских, древнеармянских и т. п., как и сочинения древнерусских политических и церковных деятелей, сохранившиеся только в греческой версии (Леона Преславского, Иоанна Русского), а также послания на Русь из Византии (императора Михаила VII Дуки, константинопольских патриархов Николая Музалона, Луки Хрисоверга, Германа II).

    Наконец, еще одну группу византийских источников, важных для истории Руси, представляют легенды печатей древнерусских князей и церковных иерархов на греческом языке, формулы актов, легенды монет, а также большой корпус мало изученной греческой средневековой эпиграфики. Получаемые данные во многих случаях необходимо сопоставлять и с результатами изысканий нумизматов, археологов и топонимистов.

    Итак, перед исследователем встает проблема содержания и формы в историческом источнике. Риторичность, неконкретность, традиционализм формы произведения или документа как бы нивелируют черты активной, личностно окрашенной политической тенденции, идеологических установок авторов. Однако методика внутреннего имманентного анализа структуры источника предполагает выявление в застывших литературных и формульных «вечных» образах данных личного опыта, конкретных наблюдений по истории интересующего нас общества и тем самым позволяет выявить и оценить историческую информацию разножанровых источников.

    Невозможно строго определить хронологическую грань начала освоения византийских сочинений в России. Эта традиция уходит корнями в памятники истории и публицистики Древней Руси. Византийские хроники Иоанна Малалы, Георгия Синкела, Георгия Амартола, патриарха Никифора использовались уже составителями «Повести временных лет», «Еллинского» и «Римского летописца», хронографов, «Хронографической Толковой палеи» в качестве источника сведений по древнейшим периодам всемирной истории, раннему христианству, расселению и обычаям различных народов. Переводные сочинения и хронографические памятники Руси опирались в основном на византийские компиляции, причем на материалы, относящиеся главным образом к событиям далекого прошлого.

    Иная тенденция характерна для публицистики. Церковнополемические сочинения (например, «Слово Феодосия Печерского о вере крестьянской и о латыньской»), риторическая и мемуарно-публицистическая литература («Повесть о взятии Богохранимого Константина-града от фряг», «Повесть Симеона Суздальского об осьмом соборе» и др. ) связаны с проблемами своего времени и опираются на современную им византийскую традицию.

    Политические установки, обусловленные задачами укрепления Русского централизованного государства, также обосновывались примерами исторического прошлого, на основе чего и возникали религиозно-политическая теория «Москвы — третьего Рима», концепции мировой истории в «Сказании о Вавилоне-граде», «Сказании о князьях Владимирских», «Повести о Новгородском белом клобуке», идеи о происхождении московских князей от императора Августа.

    Семнадцатый век считается временем становления русской исторической науки, когда осмысление исторического материала проникалось элементами рационализма и целесообразности (Бибиков. 1981. С. 8 и след. ). Задачи избирательно-критического, целенаправленного подхода к источнику отразились и на характере освоения византийских памятников. Византийский материал, наряду с античным, лег в основу «Василиологиона» Н. Г. Спафария-Милеску, целью которого было доказательство преимущества монархии, что обосновывалось историческим опытом Византии. Нашли свое место византийские источники и в «Учении историческом», созданном по повелению царя Феодора Алексеевича с целью «изо всех историков, но и еллинских, и латинских, и польских собрати во единой исторической книге» материалы по отечественной истории (Замысловский. 1871. Прил. С. ХLIII).

    Зарождение византинистики в Западной Европе связывается с развитием классических штудий в XIV—XV вв. Важное значение имели переводы Бруни Аретино и Христофоро Персона источников по истории народов Восточной Европы — сочинений Прокопия Кесарийского и Агафия Миринейского, издательская деятельность венецианских гуманистов, издания Альда Мануция. В XV—XVI вв. появляются первые опыты изучения византийских источников по истории тюркских народов (8-томная «Туркогреция» Мартина Крузия), а издание Иеронимом Вольфом серии трудов византийских историков — Никиты Хониата, Никифора Григоры, Лаоника Халкокондила — открывало путь для исследований материалов важнейших византийских источников по истории Руси и Причерноморья.

    Эти традиции были развиты учеными эрудитской школы в конце XVI—XVII в. Издательская и исследовательская деятельность «мавристов» (Ж. Мабильон, М. Буке, Б. Монфокон) и «болландистов» (Ж. Болланд, Д. Пето), крупнейшее событие — выход с 1645 по 1711 г. под руководством Ф. Лаббе 42 томов Парижского корпуса византийских историков (Иоанна Кантакузина, Кедрина, Феофилакта Симокатты, Никиты Хониата), где впервые были изданы многие тексты (Феофана, Георгия Синкелла, Михаила Глика), подготовили условия для источниковедческих занятий в XVIII в. с целью изучения русских древностей. Эти издания легли в основу русских сводов византийских источников по национальной истории — И. Штриттера и др.

    На XVIII в. приходится начало научного исследования византийских источников в России. В. Н. Татищев опирается на таких византийских авторов XII в., как Иоанн Цец, Зонара, Евстафий, Никита Хониат, Михаил Глика. Их свидетельства даны в сопоставлении с русскими летописными известиями. Материалы античных и византийских писателей составляют самостоятельные разделы «Истории Российской», посвященные истории скифов, сарматов, гетов, готов и других народов Причерноморья.

    С 1771 по 1779 г. вышло издание выдержек из византийских источников, подготовленное И. Штриттером (Memoriae). Его свод до сих пор остается наиболее объемным трудом такого рода, куда включены известия византийцев за весь период существования Византийской империи — с IV до середины XV в. Основная часть свода Штриттера была тогда же переведена на русский язык (см.: ИВИ).

    В XVIII в. дальнейшее развитие получает издание византийских источников за рубежом. Это 14 томов «Греческой библиотеки» (1705-1728 гг. ) А. Фабрициуса, итальянская серия Л. А. Муратори, Венецианский корпус византийских источников (1722-1733 гг. ) и свод соборных актов И. Манси.

    Началась систематическая публикация полных переводов важнейших византийских источников, содержащих сведения и о Руси, и о ближайших ее соседях. В середине XIX в. выходят 10 томов переводов византийских историков (серия «Византийские историки, переведенные с греческого при Санкт-Петербургской духовной академии», 1858-1863). В 1853 г. Р. И. Минц-лов сделал доклад о проекте «соединить все сведения, рассеянные в писателях греческих и римских, до времен византийских, о народах, обитавших по северным берегам Черного моря, в области нынешней России». Откликом на это выступление стала публикация К. Гана, вторая часть которой посвящена византийским писателям. Приведенные свидетельства не ограничиваются Кавказом, а охватывают весь восточноевропейский регион от Дона до Волги.

    В самом конце XIX в. появилась и первая собственно византиноведческая работа по рассматриваемой теме. Ю. А. Кулаковский собрал данные классических, главным образом византийских (вплоть до XV в. ), источников о народах Северного Кавказа (Кулаковский. 1899). Целью работы было доказать автохтонность аланского (индоевропейского) населения Северного Причерноморья, определить значение христианства для данного региона, выявить международные связи раннесредневекового Аланского государства.

    Русская византиноведческая школа была создана В. Г. Васильевским. Его ранние работы — «Византия и печенеги», «Варяго-русская и варяго-английская дружины в Константинополе XI—XII вв. » — посвящены вопросам русско-византийских отношений, истории кочевников, международной политической жизни средневековой Европы. Васильевский не только проводилдетальный анализ вводимых им в научный оборот новых источников, но и на их основе решал крупные проблемы русской истории (Васильевский. 1908-1930). Немалое место рассматриваемая проблематика заняла в творчестве другого русского византиниста — Ф. И. Успенского. В его работах решались проблемы славянской государственности, участия русских и куманов в освобождении Болгарии от византийского господства, византийских традиций на Руси, которые оценивались им с позиций панславизма и православия, истории Трапезунда (Успенский Ф. И. 1913-1948). Обобщению конкретных наблюдений в области истории русско-византийских отношений были посвящены монографии B. C. Иконникова, Ф. А. Терновского и Х. М. Лопарева. События византийской истории рассматриваются в них с точки зрения их значения для Руси. Сводка дополняется данными о путешествиях русских в Византию и греков на Русь.

    Развитию источниковедческих исследований способствовали новые публикации византийских источников, появившиеся в конце XIX — начале XX в. В это время в России начинается издание афонских актов (Акты; Успенский П. 1877; Флоринский. 1880). С 1903 по 1913 г. в Приложениях к «Византийскому временнику» Л. Пти, В. Регелем, Э. Курцем и Б. Кораблевым издаются акты шести афонских монастырей, составившие серию «Акты Афона». В. Регель опубликовал также сочинения византийских риторов, содержащие интересующие нас сведения (FRB), и специальную подборку источников по русско-византийским отношениям (Analecta B.-R.).

    В Западной Европе XIX в. идея историзма связывается с задачей критики источников, фонд которых значительно пополняется. Византинисты и филологи-классики школы Б. Г. Нибура с 1829 по 1897 г. выпускают 50-томный Боннский корпус писателей византийской истории (CSHB Bonn) — серия, которой ученые пользуются и поныне. В Италии выходят в свет тексты из рукописных коллекций Ватикана (Script. vet.; NPB; Juris ecclesiastici; Analecta). Во Франции также появляются серии публикаций византийских источников К. Б. Газе (Leo Diac. ), Э. Миллера (Recueil), а с 1857 г. начинает выходить «Патрология» Ж. -П. Миня — самое объемное (166 томов) серийное издание текстов византийских авторов (PG). На основе материалов этих изданий проводятся источниковедческие изыскания вплоть до сегодняшнего дня (см.: ММ; Zach. Jus.; Bibliotheca graeca; Mich. Chon.).

    Специальной работой, посвященной изучению византийских источников по истории государства и народов средневековья, стал труд К. Дитериха (Dieterich. 1912). Стремясь представить богатый материал византийских памятников, главным образом по географии и этнографии мира, автор подготовил немецкий перевод около 400 фрагментов почти 60 писателей за тысячелетний период византийской истории с V по XV в. Отдельные разделы посвящены кочевникам, славянам и Руси.

    В 1929 г. Отделение общественных наук АН СССР решило приступить к изданию византийских, западноевропейских и арабских текстов, имеющих отношение к древнейшей истории Руси. Оживление дискуссий о Тмутараканском княжестве, о походах Руси на Константинополь (Истрин. 1916), о русско-византийских экономических и культурных связях (Приселков. 1939) вызвало развитие новых конкретно-исторических и обобщающих исследований начиная с 1950-х годов: М. В. Левченко, А. П. Каждана, Г. Г. Литаврина, И. С. Чичурова, М. В. Бибикова. Был введен в научный оборот новый ценный материал по истории Руси. Вместе с тем в работах этих исследователей формировались современные научные принципы источниковедческого анализа, основанного на выявлении внутренней логики памятника и оценке содержащейся в нем информации.

    В зарубежной науке разработка тех же проблем проходила на фоне интенсивного освоения новых источников, в первую очередь материалов из афонских архивов (Hiland.; Мошин. 1947; Dölger. 1948, а также серийное издание «Архивы Афона» — Archives. 1937—1994), содержащих ценные сведения по истории Руси. Исследования болгарских, румынских, венгерских византинистов (В. Н. Злотарского, И. Дуйчева, Н. Йорги, Д. Моравчика) сопровождались появлением сводов византийских источников по истории народов Восточной Европы и Причерноморья.

    Важнейшей вехой стал выпуск томов свода «Древнейшие источники по истории Восточной Европы», включающего византийскую часть (Феофан; Константин; Кинн. ), и «Свода древнейших письменных известий о славянах» (Свод). В свете этих изданий поставлены новые задачи исторических исследований — изучение типологии государственного строительства, общественной структуры Руси, форм синтеза, духовного наследия и традиций древнерусской культуры. Изменился и взгляд на средневековый текст в целом. Фактологическое, «потребительское» отношение к источнику уступило место восприятию культуры прошлого в категориях, адекватных представлениям изучаемого времени. Перед специалистом встает проблема не столько выборки из источника нужных ему отдельных фактов, сколько критического постижения сложности, многоплановости средневекового слова, передающего сообщение о событии.