ВОСТОЧНАЯ ПОЛОВИНА МИРА ГЛАЗАМИ СКАНДИНАВОВ: ТОПОНИМИЯ В ИСТОРИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ

В ГЛУБЬ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ

    Из Прибалтийских земель "Восточный путь" вел по Неве и Ладожскому озеру в глубь Восточной Европы. Уже с VI в. скандинавские погребения в ладье появляются в Западной Финляндии, в VII в. скандинавы - охотники на пушного звери - проникают на Карельский перешеек и на Ладожское озеро, где на одном из островов найдена временная охотничья стоянка. Возникновение в середине VIII в. Ладоги (ныне: Старая Ладога) как самого восточного пункта балтийских коммуникаций, а в середине IX в. поселения на Городище у истоков Волхова создало благоприятные условия для пребывания скандинавов, продвижение которых на Волгу, а затем и на Днепр стало регулярным.

    Территория от устья Волхова до Ильменя оказалась, таким образом, зоной древнейших контактов скандинавов с местными финскими и новопришедшими славянскими народами, а также регионом, наиболее тесно связанным со скандинавским севером. Не случайно, что именно эта область оказалась лучше всего (после Прибалтики) известна скандинавским письменным источникам и именно в ней возникли древнейшие скандинавские топонимы.

    Едва ли не самым ранним из них было обозначение первого и крупнейшего в регионе поселения - ладожского, которое в скальдических стихах называется Aldeigja, а в саговой традиции Aldeigjuborg. Исследователи единодушны в признании генетической связи между топонимами Aldeigja и Ладога, но вопрос об их происхождении и взаимозависимости решался в науке по-разному. Основной предмет дискуссии - что первично: название озера, реки или города. К настоящему времени доказано, что сначала возникло название реки, затем города и лишь затем озера. По общему мнению, название реки происходит из прибалтийско-финских языков: финск. Alodejogi (joki) - "Нижняя река". Традиционно считается, что прибалтийскофинский оригинал был перенесен на торговый пункт - Ладогу - в русской передаче. Древнескандинавский топоним Aldeigja считается вторичным по отношению к др.-рус. Ладога. Однако соотношение начального слога в трех языках свидетельствует (как убедительно доказал финский славист И. Миккола), что исходным является сочетание al-, а не la-, ибо метатеза al- > la- может быть объяснена, тогда как обратный процесс невозможен (см. подробнее: Королевские саги 1. С. 194-195). Соответственно есть все основания утверждать, что скандинавский топоним Aldeigja (вероятнее всего, сначала, как имя реки, а затем - поселения) произошел из финского названия реки Ладоги (совр.: Ладожки), а уже из него (с метатезой al- > la-) - древнерусское Ладога.

    Возникновение древнерусского названия Ладога не прямо от субстратного *Alode-jogi, а через посредство скандинавского Aldeigja требует исторического объяснения. Еще недавно можно было только предполагать, что если славянское имя произошло от скандинавского, то славянский поток достиг Ладоги уже после того, как в ней осели скандинавы. Новейшие археологические данные проясняют картину. Анализ стратиграфии, домостроительства и топографии Ладоги VIII-X вв. показал, что первыми поселенцами в Ладоге в начале 750-х годов действительно были выходцы из Северной Европы, а появление в ней славян надо относить лишь к концу 760-х годов (Королевские саги 2. С. 194-195). Основанному ими поселению скандинавы дали свое название, образовав его от финского наименования реки, на которой это поселение находилось.

    Другим древнейшим топонимом, встречающимся впервые в висе Халльфреда Трудного Скальда (996 г.), является название Gardar (Королевские саги 1. С. 152-153). В XI в. его широко употребляют создатели шведских (9 раз) и норвежских (1 раз) рунических памятников, скальды, позднее - составитель "Обзора саг о норвежских конунгах", а в "Саге об Олаве Трюггвасоне" монаха Одда и "Красивой коже" он встречается наряду с формой Gardariki (основа р.п. мн.ч. + riki, "государство"). В подавляющем большинстве случаев топоним имеет форму множественного (Gardar), а не единственного (Gardr) числа (отметим, что формы множественного и единственного числа имеют разное значение). Из контекста скальдических стихов и надписей явствует, что им обозначается некая территория в Восточной Европе (обычное сочетание - "на востоке в Гардах"), а более позднее употребление его производного (в сагах, географических сочинениях и др.) Gardariki не оставляет сомнения в том, что оно относится к Древней Руси.

    Традиционно принято считать, что скандинавское Gardariki означает "страна городов": пораженные цветущими городами Руси, скандинавы, которые не имели городов, назвали так страну. Однако, во-первых, к моменту появления скандинавов в Приладожье поселений городского типа там не было, первым же из них стала Ладога, основанная самими скандинавами. Во-вторых, предгородские поселения в Скандинавии VII-IX вв. существовали; это были крупные центры балтийской торговли, такие как Хедебю в Южной Ютландии, Хельгё в Средней Швеции и др. Наконец, в-третьих, древнескандинавское слово gardr не означало "город" и никогда не употреблялось в названиях городов. Им обозначались хутора или небольшие поселения, обнесенные оградой, и потому оно часто использовалось в названиях хуторов и усадеб (Мельникова. 1977).

    Ныне общепризнано, что древнейшей формой названия Руси является не Gardariki, а Gardar (в форме множественного числа), но интерпретаций названия существует несколько. Согласно традиционной точке зрения, на значение слова Gardar могло повлиять родственное ему древнерусское слово городъ/градъ в значении "укрепленное поселение" (Джаксон. 1986). Другое объяснение исходит из топографических особенностей поселений в волховско-ильменском регионе. Вверх от Ладоги по реке Волхов и в низовьях рек, впадающих в оз. Ильмень, обнаружено не менее 20 укрепленных поселений, относящихся к эпохе сложения Древнерусского государства. Они служили убежищем для населения близлежащей округи и, главное, были опорными и контрольными пунктами на водных дорогах. Зачастую они располагались на наиболее трудных участках водных магистралей, а их население занималось в основном обслуживанием проплывавших мимо караванов. Скандинавы, отправляясь из Ладоги по Волхову, встречали на своем пути цепочку укрепленных поселений, что и могло дать основания назвать ладожско-ильменский регион словом Gardar. Эта интерпретация топонима хорошо объясняет множественное число слова Gardar, указывающее на то, что когда-то оно обозначало территорию (Мельникова. 1977).

    Слово Gardar, однако, не единственный "северный" скандинавский топоним с этим корнем. Рунические надписи, саги и другие источники знают и еще один - Holmgardr, которым они обозначают Новгород. Поскольку же город возник только в первой трети X в., первоначальное наименование относиться к нему не могло. Что же означал топоним? Значение корней остается дискуссионным. Сторонники интерпретации слова gardr как городъ полагают, что и первый корень holm- также является отражением древнерусского слова, которое - в силу родства корней - достаточно очевидно: холмъ. Тем самым, по мнению одних исследователей, в момент своего возникновения слово Хольмгард представляло собой не что иное, как отражение древнейшего самоназвания некоего укрепленного поселения "Холм-города (крепости Холм)". Не исключена возможность, что "Холм-городом" называлось сначала (во второй половине IX в.) поселение на территории нынешнего Городища под Новгородом, и лишь впоследствии, с переселением его обитателей на территорию будущего Славенского конца (именуемого в летописи "Холмом") туда был перенесен ими и привычный топоним, тем более что к этому могло располагать сходство в рельефе покинутого и вновь обживаемого мест. По мнению других исследователей, более вероятным и с лингвистической, и с археологической точек зрения является сохранение за словом holmr его собственного значения - "остров, островок на реке, холм на залитой водой местности", а за топонимом Holmgardr - "поселение на возвышенных, окруженных водой местах". Именно так, на высоких мысах у впадения притоков располагались древнейшие поселения по Волхову и в Приильменье, в том числе Городище. Топоним мог относиться как к конкретному поселению - Городищу, так и к поселениям вдоль Волхова от Ладоги до Ильменя.

    Таким образом, уже на раннем этапе своего проникновения в Приладожье и Приильменье скандинавы дали названия не только своим важнейшим поселениям, Ладоге и Городищу, но и всему региону, который они и в дальнейшем посещали особенно часто. Не случайно именно Новгород предстает в сагах столицей Руси, ее наиболее крупным и важным городом. И потому неудивительно, что позднее, когда стали складываться знания о других регионах Восточной Европы, название Gardar было распространено на всю территорию Древнерусского государства.

1.5. НА ПУТИ "ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ"

    С начала IX в. отдельные отряды норманнов проходят Днепровским путем в Черное море, а к концу века, после возникновения единого Древнерусского государства, их число резко возрастает, и скандинавская знать, дружинники, отряды наемников и купцов появляются в самых разных местах Восточной Европы. Земли к югу от Ильменя представлены в древнескандинавских источниках несколько иначе, чем ладожско-ильменский регион. В первую очередь, мы не найдем здесь оригинальных, собственно скандинавских географических названий, хотя различные источники знают большое число городов, рек, местностей. Все они являются переработкой местных топонимов. Другая особенность заключается в случайности упоминаний топонимов в этом регионе. Среди них представлены и на звания городов, и небольших поселений, и днепровских порогов. Но многие встречаются только один раз и включены в текст, очевидно, в силу каких-то особых обстоятельств, например, рассказа очевидца.

    Большая же часть топонимов представлена в перечнях в географических сочинениях:

    В других сочинениях в список входит также Смоленск (Smaleskia). Среди 9 названий городов в перечнях только Хольмгард - Новгород постоянно упоминается в других источниках. Три других: Кэнугард - Киев, Сурдалар - Суздаль и Палтескья - Полоцк, называются в нескольких рассказах. Остальные присутствуют только в списках городов, причем Сюрнес и Гадар однозначно идентифицировать невозможно.

    Также и список рек в другом трактате, в котором перечислены Днепр (Nepr), Нева (Nyia), Сейм (Seimgol), Западная Двина (Duna, Dyna), Волга или Волхов (Olkoga), Северная Двина (Vina), Кама (? Kuma), не имеет продолжения в негеографической традиции. Из поименованных рек сагам известны только Западная и Северная Двина.

    Вопрос о происхождении этих перечней не решен. Очевидно, что список городов должен восходить ко времени не позже первой половины XI в., после чего приток скандинавов на Русь резко сокращается. Но когда именно и каким образом он сформировался, как сохранялся до времени записи, пока не установлено.

    Наконец, единственные широко употребительные топонимы - обозначения Киева и Константинополя, занимавших исключительное положение на "Восточном пути". В названиях этих двух городов, как и в названии Holmgardr, присутствует основа gard-: Konugardr и Miklagardr, которая не встречается в обозначениях никаких других городов. Очевидно, что "северные" наименования на -gardr образовали топонимическую модель, которая была использована при знакомстве с другими городами, связанными единым путем. Новгород, Киев и Константинополь - три важнейших центра на пути из Скандинавии в Византию, и названия на -gardr отмечают начало, срединный пункт и конец пути "из варяг в греки".

    В обозначении Киева, очевидно, использовано в качестве первой основы местное славянское наименование. Согласно наиболее аргументированной точке зрения, топоним Kanugardr образован от Кыянъ-градъ (Кыяне, т.е. жители Киева). Топоним же Miklagardr, от скандинавской основы - mikill, "большой, великий". Однако название "Великий город" могло возникнуть как непосредственная реакция скандинавов на величие этого древнего города, так и как калька его определений в Византии и на Руси.

    Таким образом, освоение скандинавами пути "из варяг в греки" отразилось в древнескандинавской топонимии в появлении названий двух наиболее важных на этом пути городов и закреплений данных названий в традиционных знаниях о Восточной Европе. Однако эти наименования были образованы по топонимической модели, сформировавшейся в ладожско-ильменском регионе. Тем самым они дают основание датировать возникновение "северных" топонимов на -gardr временем до начала широкого проникновения скандинавов в Среднее Поднепровье и интенсивного функционирования Днепровского пути, т.е. до второй половины IX в.

1.6. СОКРОВИЩА БЬЯРМЛАНДА: ЛИТЕРАТУРНЫЙ ОБРАЗ И ИСТОРИЧЕСКИЕ РЕАЛИИ

    Ойкумена викингов не кончалась Древней Русью: многие купцы достигали Великого Булгара и торговали там мехами и рабами, отдельные отряды викингов проникали на Каспийское море и разоряли города Ширвана, добирались они и до Багдада. Но то были разрозненные экспедиции в страны, мало знакомые скандинавам, и потому они не оставили сколько-нибудь существенных следов в древнескандинавской топонимии, кроме одного-двух обозначений, которые к тому же были чрезвычайно расплывчаты, как были расплывчаты и представления об этих землях. Они населялись в сагах (особенно в сагах о древних временах) фантастическими жителями и зверями, в них могли происходить самые невероятные события, они были далеки и опасны, и поездка туда была свидетельством особой отваги викинга.

    Неточно локализованные в пространстве, обозначающие их топонимы могли переноситься с одной территории на другую, как, например, "перемещается" топоним Серкланд (Serkland, вероятно, от латинского sericum, "шелк", т.е. "Земля шелка", позднее осмысленный как "Земля сарацин") от Предкавказья до Северной Африки (Географические сочинения. С. 216). К числу таких топонимов, очевидно, принадлежит и основное в древнескан-динавской литературе обозначение Русского Севера - Беломорья и Подвинья - Bjarmaland, "Земля бьярмов".

    Сведения о севере Восточной Европы начали поступать в Скандинавию уже со второй половины IX в.: в конце этого столетия английский король Альфред Великий записывает рассказ норвежца Оттара о его плавании в страну бьярмов (др.-англ. beormas). Плавания в Бьярмаланд, судя по рассказам саг, участились в X-XI вв., и географические трактаты уверенно пишут о нем, как о самой дальней из земель, заселенных северными народами (Географические сочинения. С. 87, 89), отмечают, что бьярмы платят дань Руси (Там же. С. 159), а в "Саге о Хаконе Хаконарсоне" описывается поездка норвежского купца из Бьярмаланда на Русь; в Суздальское княжество и Новгород, т.е. путь из Беломорья в центральные русские земли. Наконец, в ряде саг имеются развернутые повествования о походах в Бьярмаланд, включающие описания бьярмов, их обычаев и их религии.

    Казалось бы, обилие источников должно позволить точно локализовать землю бьярмов и дать достоверное описание этого народа. Ничуть не бывало. Вопрос о том, что такое Бьярмаланд, обсуждался и обсуждается более столетия без окончательных результатов. Дело в том, что источники позволяют поместить Бьярмаланд в различные и далеко отстоящие области Русского Севера: от Кольского полуострова до Приладожья на юге и Прикамья на востоке. Иногда саги располагают его в низовьях Северной Двины¹⁵. Однако анализ рассказа Оттара свидетельствует о том, что он приплыл в район Кандалакшской губы или немного южнее, а на карте Олая Магнуса (1539 г.) Бьярмаланд обозначен на Кольском полуострове. Не помогает и вполне вероятная этимология этнонима bjarmar <др.-фин. perm-, пермь "Повести временных лет", которая и по археологическим данным, и по древнерусским источникам обитала значительно восточное - по среднему и верхнему течению Камы (подробнее см.: Географические сочинения. С. 197-200; Королевские саги 1. С. 248-250).

    Настораживает историков и описание Бьярмии как богатой страны, жители которой, достойные соперники викингов, владеют огромным количеством серебра и драгоценных украшений. Картина Русского Севера по археологическим данным разительно отличается от саговой: финские народы севера Восточной Европы вели промысловое хозяйство, почти не имели постоянных поселений; находки здесь серебряных монет крайне редки. Наконец, создаваемое сагами представление о чрезвычайно тесных связях Бьярмаланда со Скандинавией противоречит крайней скудости скандинавских древностей. В чем же дело?

    С одной стороны, содержание топонима могло меняться по мере ознакомления скандинавов с севером. Изначально топоним Бьярмаланд мог служить для обозначения западной половины Беломорья между реками Онега и Стрельна (или Варзуга). Видимо, эту область имеют в виду и договорные грамоты Новгорода с великими князьями 1264 и 1304-1305 гг., когда называют между Заволочьем (в состав которого входило и нижнее течение Северной Двины) и Тре (Терским берегом, начинающимся к востоку от Варзуги) волость Колоперемъ/Голопьрьмь, во второй части названия которой (-перемь) можно усмотреть тот же корень, что и в "бьярмах" Оттара и скандинавских источников.

    Исходное значение топонима Бьярмаланд претерпело изменения в результате участившихся плаваний скандинавов в Белое море и их знакомства с Северной Двиной. Надо полагать, что в сагах название Бьярмаланд относится уже преимущественно к низовьям Северной Двины. Саги, как правило, описывают естественный для норвежцев северный морской путь в Бьярмаланд, говоря о пути на север в Финнмарк и дальше вплоть до Бьярмаланда, называя в качестве промежуточных точек несколько островов у северо-западного побережья Норвегии и у побережья Финнмарка. Обратный путь описывается в них как путь "с севера"; героям саг приходится плыть "по Гандвику" (Белому морю); они попадают из Бьярмаланда "назад в Финнмарк", а оттуда в Норвегию.

    С другой стороны, неустойчивость локализации Бьярмаланда в скандинавских источниках, - вероятно, результат недостаточно хорошего знакомства скандинавов с географией севера и северо-востока Восточной Европы. Огромная и редко заселенная территория не могла быть освоена за время кратковременных и не слишком частых поездок (в сагах рассказывается примерно о 15 случаях). Пожалуй, единственным твердым ориентиром была Северная Двина. Как этноним, так и производный от него топоним легко могли получить расширительное и неопределенное значение, распространяясь на любые финоязычные народы севера и на всю территорию.

    Невзирая на явный недостаток географических знаний о регионе, саги тем не менее необычайно подробно и красочно изображают его. Например, Снорри Стурлусон в "Круге земном" рассказывает о поездке норвежца Карли, приводя множество мелких деталей и подробностей:

    Некоторые из этих подробностей подтверждаются другими источниками. Действительно, основным предметом торговли скандинавов с северными народами были меха, и торговля эта была весьма выгодной. Действительно, у финских народов существовало божество по имени Йомали: оно названо в одной из новгородских берестяных грамот, где приведено финское заклинание. Тем не менее описание статуи божества основано, видимо, на рассказе Адама Бременского об Упсальском языческом храме, а все повествование строится на традиционных мотивах и стереотипных эпизодах, изображающих подвиги викингов.

    Рассказы о поездках в Бьярмию становятся в сагах одним из элементов героизации персонажа и оформляются в соответствии с художественной системой саги. Образ Бьярмии, имеющий в основе, конечно же, реальные сведения о ней, постепенно беллетризируется, приобретая в сагах о викингах сказочные черты. Перед нами оказывается описание не реальной земли, куда время от времени попадают наиболее предприимчивые викинги, а литературный образ далекой, опасной, но чрезвычайно богатой страны, поездка в которую придает викингу ореол героизма.

* * *

    Разнообразие и обилие восточноевропейской топонимии в древнескандинавских источниках - бесспорное свидетельство очень близкого знакомства скандинавов с географией Восточной Европы. Вместе с тем структура и характер топонимии отражают неравномерность географических знаний и постепенность их накопления. Наиболее ранний пласт топонимов относится к ладожско-ильменскому региону, зоне древнейших скандинаво-финно-славянских контактов. Можно предполагать, что он сложился до середины - второй половины IX в. Второй круг топонимии связан с путем "из варяг в греки". Он формируется во второй половине IX-X в., но только названия городов по этому пути, Кэнугард и Миклагард, продолжают "северную" топонимическую традицию и органически входят в круг географических знаний скандинавов. Остальные - достаточно многочисленные - топонимы не образуют устойчивого комплекса, и их употребление в большинстве своем случайно. Наконец, земли на север, восток и юго-восток от Древнерусского государства неопределенны и расплывчаты, их точная локализация невозможна, и в сагах формируются литературные образы отдаленных земель, насыщенные фантастическими и сказочными элементами.