Предатели в земле Русской

Александр Журавель

Истоки предательства: князь против волости

Историю Древней Руси большинство граждан нашей страны изучали лишь в школе, примерно в 13-летнем возрасте, и оттого представления о ней неизбежно оказываются весьма приблизительными.

Во-первых, как минимум, три с половиной века «от Рюрика» до монгольского нашествия обычно сливаются в аморфный образ, состоящий из нескольких ярких «картинок», почерпнутых скорее из художественной литературы («вещий Олег», «Слово о полку Игореве»), чем из исторических фактов. Между тем это была весьма сложная эпоха, в которой сменилось несколько фаз исторического движения.

И самое любопытное состоит в том, что они имеют немало черт, сходных с периодом распада СССР. Это удивительное открытие я сделал в первой половине 1990-х годов, когда приступил к систематичному изучению русских летописей. Расползание по швам ранее единого политического механизма — при всем очевидном различии эпох — оказывалось похожим: на страницах летописей и в окружающем мире, за окном, развертывалась всё та же картина ползучего растаскивания власти по сусекам. И подобно тому как Русь после двух веков почти непрерывных усобиц оказалась морально готова без особой борьбы покориться завоевателям-монголам, так власти и граждане СССР дружно подготовили страну и себя самих к подчинению требованиям чужой им цивилизации — в последнем случае американской.

Иными словами, история зарождения Руси оказывается своеобразным генетическим кодом, заложившим основы всего последующего развития страны. Задача состоит лишь в том, чтобы правильно прочесть этот «геном».

Во-вторых, при описании древнейшего периода отечественной истории по давней традиции принято переносить на него политические реалии позднейшего времени, Так, обычным является использование в таких случаях терминов «государство», «княжество», хотя таких слов в древнерусских источниках попросту нет: например, «князьство» стало использоваться — не на территории будущей России, а в Литве — лишь в XIV веке, а «государство», точнее — «господарство» — в конце века XV-го.

Это означает, что в Древней Руси существовала совершенно иная система политических мер, в корне отличная от той, что описана была в предыдущей статье, то есть от стадии развитого государства. Основной политической ячейкой общества была волость, которая выступала в трех лицах — как собственно власть, как территория-волость и как люди, проживающие на этой земле. Князья являлись хоть основным, но не единственным элементом первой составляющей.

В-третьих, факт постоянно ведущихся в древнерусскую эпоху усобиц не означает, что в тогдашнем обществе тотально царили хаос и насилие. Как раз наоборот! Жизнь в Древней Руси жестко регламентировалась системой договоров, а уж почему они не могли остановить насилие, то это вопрос уже несколько иной.

С упоминанием договоров читатель Повести временных лет встречается с самого начала, с легендарной части летописного повествования: существовал ли в действительности князь Рюрик — большой вопрос, однако и его призвание описано как следствие наряда поссорившихся между собой чуди, словен и кривичей. Именно договорами (руси с греками) являются первые аутентичные исторические документы X века. И по ходу дальнейшего исторического повествования постоянно упоминаются договора — не только заключающие мир или перемирие во время войн, но и касающиеся внутренней жизни людей.

Тема договоров прямо подводит нас к теме предательства: нарушителей договоров естественно признавать и предателями.

Однако не всё так просто: войны соседних племен за политическое преобладание, в источниках обычно не описанные совсем или описанные плохо, предполагали, что победители заключат с побежденными договора, в которых будет определены размера дани и количество воинов, которые побежденные обязаны предоставить победителям в случае проведения иных войн, с иными противниками. Но договор с врагом — это почти всегда попытка выиграть время, необходимое для восстановления сил и продолжения борьбы. Нарушить подобный договор, с этой точки зрения, — не преступление и не предательство. Для другой стороны, разумеется, дело обстоит прямо противоположным образом.

О племенных князьях, подчиненных князю русскому, упоминается в договорах руси с греками, причем упоминается по-разному: если первый договор заключается от имени «Олга, великого князя рускаго и от всех их под рукою его светлых и великих князь и его великих бояр», то в договоре Игоря вместо светлых и великих князей поминается уже безликое «всякое княжье» — вместе со «всеми людьми Руския земля». Это означает, что статус князей, находившихся под рукой русского князя, за период между двумя походами на греков (за сорок лет) существенно упал.

Вот как это выглядит применительно к древлянам, сведений о которых несколько больше, чем о других князьях. Они участвовали в походе 904 г. (так правильнее датировать поход князя Олега, см.: Кузенков П. В. Русь Олега у Константинополя в 904 году // Причерноморье в Средние века. 2011. Т. 8), но не названы летописцем при перечислении отправившихся в поход в 944 г. В промежуток между этими событиями, после смерти «вещего Олега», они попытались отложиться, и новый князь — Игорь — «иде на деревляны и победив, а и возложи на ня дань больши Ольговы».

Но и этого Игорю показалось мало: после неудачного похода на греков он пошел вновь к древлянам, «хотя примыслити бóльшую дань». Собрав силой произвольно увеличенную дань, Игорь вздумал «походить еще», за что и поплатился жизнью. Древляне же, державшие совет со своим князем Малом, решили расправиться с Игорем и его малочисленной дружиной: его, согласно свидетельству греческого историка Льва Диакона, разорвали на части, привязав к нескольким ранее склоненным деревьям.

Разберем правовую сторону вопроса. Самое важное, что субъектами договорных отношений здесь выступают русские князья (сначала Олег, а затем Игорь) и древляне как отдельный народ. Последние тем самым оказываются в личной зависимости от конкретного князя, а не по отношению к Киеву или Русской земле, которые он вроде бы представляет. Поэтому смерть этого князя требовала от зависимого народа уладить отношения с новым князем — либо возобновить прежний договор, либо этого не делать и тем самым жить независимо.

Древляне пошли по второму пути, проиграли войну и заключили договор на ухудшенных условиях. Неизвестно, по какой причине они не пошли воевать с греками — то ли повышенная дань являлась откупом от участия в подобных войнах, то ли древляне нарушили договор, отказавшись посылать воинов на помощь Игорю. Если верно последнее, то такой отказ — с точки зрения русского князя, предательство, и его повторный поход с наложением увеличенной дани — наказание за клятвопреступление. Если же дело не в этом, то неспровоцированный поход Игоря на древлян есть также клятвопреступление и тем самым предательство. При этом его третья попытка собрать дань («походить еще») в любом случае оказывается незаконной, а соответственно жестокая расправа древлян над русским князем юридически вполне оправданна. Совсем не случайно, что древляне — если верить преданию о «казнях» Ольгиных — совершенно спокойно послали к вдове князя Игоря посольство и не только не думали извиняться и оправдываться за свои действия, а даже предложили Ольге выйти замуж за их князя Мала.

Называть правителя предателем кажется странным: предательство — обычно явление внутриполитическое. Предают обычно свои и предают свое и своих. Взаимоотношения русского князя и подчиненных ему народов (употребляем это слово в его исходном значении!) в X веке — явление скорее внешнеполитическое. Но при длительном сосуществовании этих народов с властью данной княжеской династии их зависимость от русского князя постепенно превращалась в фактор внутренней политики. И в X, и в XII веках внешние по отношению ко всем подвластным русским князьям народы (греки, хазары, печенеги, половцы) в равной мере являлись для них врагами, и это с течением времени сближало кривичей, радимичей, галичан, вятичей, превращая их в русские народы не только по титулу повелевающего ими князя.

Но принципиально ничего в этом отношении не менялось на протяжении столетий: Русь в течение всего домонгольского времени оставалась системой земель-волостей, живущих автономной жизнью, хоть и зависевших политически от русских князей, относившихся к роду Рюриковичей и владевших частью в Русской земле. Поэтому в древнерусском общественном сознании всегда сосуществовали две точки зрения — не только княжеская, отражающая взгляд на Русь как на единую страну, но и местная, «сепаратистская», передающая представления «малой родины». Их противоречия — один из источников древнерусского предательства.

Следует кроме того учесть, что в средневековую эпоху договора очень редко имели односторонний характер: свои обязанности имели обе стороны. И если князья оказывались нарушителями договоров, то их клятвопреступления с течением веков превращались в предательства.

Первоначально — как в случае с Игорем и древлянами — это было скорее актом внешнеполитическим: влиять на внутреннюю жизнь зависимых народов русские князья X века не имели никакой возможности. Но даже когда такое проникновение стало происходить, когда место прежнего «княжья» заняли сыновья и племянники сидевшего в Киеве князя, жители зависимых земель всё равно оценивали действия киевского князя и тех, кого он к ним прислал, со своей колокольни: они ревностно защищали свою самостоятельность и порой не боялись проявлять самый настоящий «сепаратизм». И даже присланных им князей они склонны были считать своими — высшими должностными лицами своей волости.

Вот как это проявлялось на протяжении первых веков истории Новгорода. В летописи под 6478 (969) г. сообщается: «в се же время придоша людье ноугородьстии, просяще князя собе: «А не поидете к нам, то налезем князя собе». Таким образом, новгородцы, прося у русского князя Святослава дать им правителя, угрожали в противном случае сделать это самостоятельно, то есть, по сути, отложиться от Киева. Святослав Игоревич направил княжить туда Владимира, будущего крестителя Руси, и тем предотвратил мятеж.

Проходит почти полтора столетия, и новгородцы вновь ведут себя непочтительно по отношению к киевскому князю — на этот раз к Святополку Изяславичу. В 1101 г. тот пожелал посадить в Новгороде своего сына, но новгородцы того не хотели: с 1093 г. в их городе княжил князь Мстислав, сын Владимира Мономаха, и отпускать его от себя они не намеревались. Поэтому Святополку было заявлено буквально следующее: «аще ли 2 главе иметь сын твои, то пошли и; а сего ны дал Всеволод, а въскормили есмы собе князь».

Главной целью новгородцев в тот момент было уже не стремление отделиться от Руси, но утвердить самостоятельность своей земли в рамках Руси. И для этого им нужно было создать собственную династию, не зависящую от перемен на киевском столе, и ради этого они могли себе позволить такой тон в общении со слабым киевским князем: они были уверены, что Святополк не посмеет прямо двинуть войска на сына Владимира Мономаха.

Однако их планам не суждено было осуществиться. Сам Мстислав Владимирович, проведший на новгородском столе почти 22 года, в марте 1117 г. покинул Новгород, поскольку намеревался после смерти своего отца Владимира Мономаха унаследовать киевское княжение. Вместо себя Мстислав оставил в Новгороде старшего сына Всеволода.

В 1125 г. Мстислав после смерти Владимира Мономаха стал киевским князем, и временный статус Всеволода Мстиславича как наместника своего отца в Новгороде должен был изменен. И он изменился! Согласно Новгородской I летописи, «посадиша на столе Всеволода новгородци» — не киевский князь, его отец, а именно новгородцы! То есть именно они, жители Новгородской земли, оказываются главным источником власти в своей волости. Они, а не киевский князь володеют своей землей!

Впрочем, князь Всеволод Мстиславич вел себя точно так же, как и отец. Видимо, при заключении договора с Новгородом в 1125 г., он публично заявил: «хоцю у вас умерети», то есть пообещал никогда не покидать новгородское княжение. Но после смерти отца в апреле 1132 г. Всеволод Мстиславич отправился в Русскую землю, поскольку, по договоренности между Ярополком и Мстиславом Владимировичем, должен был унаследовать киевский престол после смерти Ярополка.

Из этого ничего не получилось: против такой сделки выступили все прочие Владимировичи, а также черниговские князья, и князю Всеволоду пришлось не солоно хлебавши возвращаться в Новгород. Но там к нему уже относились как к предателю, и следующий же крупный конфликт стал поводом для изгнания его из Новгорода и провозглашения знаменитой новгородской «вольности в князьях». На деле это ничего хорошего новгородцам не сулило: их надежды обрести стабильную княжескую династию и тем самым стабильное управление в Новгородской земле разбились в прах.

Что же произошло? Князь Всеволод зимой 1134/35 г. стал принуждать новгородцев выступить в поход на Суздаль, на своего обидчика Юрия Владимировича («Долгорукого»), но эта война закончилась для новгородцев печально: 26 января 1135 г. они были разбиты наголову в битве при Ждан-горе. Еще год жители Новгорода терпели своего князя, но после того как к ним пришли вести, что киевский князь Ярополк терпит неудачи в войне с черниговскими князьями, то они решили изгнать Всеволода Мстиславича и призвать к себе на княжение из черниговского стана Святослава Ольговича…

Вот список «вин» Всеволода Мстиславича в наиболее подробном изложении Никоновской летописи: «почто не блюде чръных людей; почто въсхоте сести в Переаславли; почто въсхоте ити на суждалци и ростовци и пошел не крепко еси и почто наперед всех побежал; и почто възлюби играти и утешатися, а людей не управляти; и почто ястребов и собак собра, а людей не судяше и не управляаше; и почто повеле нам ко Всеволоду Олговичю приступати, и пакы отступити от него велит?»

Как видим, в перечень новгородских обид входят как серьезные политические обвинения (по сути, в предательстве), так и простые злоупотребления плохого управленца…