В Ксантентских анналах упомянуто, что в 845 году «королем ободритов» стал некто Рорик, и есть все основания для отождествления его с Рориком Ютландским:

845. В том же году во многих местах язычники наступали на христиан, но из них было сражено фризами более 12 тысяч. Другая часть их устремились в Галлию, и там погибло из них более 600 человек. Однако Карл, по причине своей [военной] праздности, отдал им многие тысячи фунтов золота и серебра, чтобы они ушли из Галлии; что они и сделали. Несмотря на это, были разрушены очень многие святые монастыри, и они увели в плен многих христиан. В то время, когда это произошло, король Людовик, собрав большое войско, отправился в поход против вендов. Когда язычники узнали об этом, они, со своей стороны, отправили в Саксонию послов, и преподнесли ему дары и передали ему заложников и просили о мире. И тот предоставил мир и вернулся в Саксонию. После же этого на разбойников нашла чудовищная смерть, при этом также и вожак нечестивцев, по имени Регинхери, который грабил христиан и святые места, умер, пораженный Господом. Тогда, посоветовавшись, они бросили жребии, которыми их боги должны были указать им средство к спасению, но жребии упали без пользы. Когда же некий пленный христианин посоветовал им бросить жребий перед христианским богом, они это сделали и их жребий упал удачно. Тогда их король по имени Рорик вместе со всем народом язычников в течение 40 дней воздерживался от мяса и медового напитка, и смерть отступила, и они отпустили в родные края всех пленных христиан, которых имели.

Итак, венды (ободриты) нападают на Фризию и Галлию, разрушают монастыри и святые места, уводят полон. Потом торгуются с Людовиком и отдают ему часть пленных. Начинается мор, гибнет Регинхери Заметим, что хотя он и назван «вожаком нечестивцев,  это явно не славянин». Регинхери – скандинав, командующий набегом ободритов. И другой скандинав Рорик, король вендов, после того, как бросили жребий перед христианской иконой, устраивает сорокодневный пост, а потом, когда видит, что мор закончился, отпускает всех пленных христиан.

Что должен сделать этот человек в скором будущем?

Разумеется, – креститься..

О попытках Рорика отвоевать корону у датского короля Хорика и о его крещении читаем в Бертинских анналах под 850 годом:

Король норманнов Хорик вступил в войну с двумя напавшими на него племянниками и примирился с ними посредством раздела королевства. Рорик, брат Гериольда, который прежде отложился от Лотаря, собрав войско норманнов, на многих кораблях разграбил Фризию, остров Батавию, и другие места по Рейну и Вахалю. Когда Лотарь не смог тому воспрепятствовать, он обращает [Рорика] в [христианскую] веру, и дарит ему Дорестад и другие графства…

Комментарий: Обычно переводят «Король норманнов Хорик (или Орик – А. Ч.) вступил в войну с двумя напавшими на него племянниками. Примирившись с ними посредством раздела королевства, Рорик, брат Гериольда… и т. д.». Но это явная ошибка перевода: Рорик и есть один из племянников Орика. Примирившись с датским королем и получив от него земли, он нападает на владения Лотаря[15].

Итак, король Лотарь I за крещение Рорика уступет ему Дорестад и большую часть Фризии. Ясно, что конунг-изгой мог разорить датские земли и заставить Лотаря пойти на мир и территориальные уступку только в том случае, если с ним было могучее войско. Так и было, и флот Рорика насчитывал до 300 кораблей. Чье войско? Хронист утверждает, что норманнов. Но мы помним, что в 845 году Рорик – «король ободритов», а они для живших в глубине материка немцев – тоже норманны, ведь и они приходят с севера.

Вероятно, в нашем построении можно обойтись и без гипотетической матери-славянки Рорика. Она может быть позднейшим мифом, призванным оправдать то, почему именно Рорик Ютландский становится «королем ободритов», а потом приходит на Русь. Главное в нашем сюжете – народная этимологизация имен, их сближение, которое для мифологического сознания само по себе есть и знак, и знамение. Кого же потерявшим по воле датского короля Годфрида город Рерик ободритам звать на княжение, как не датского изгоя Рорика? И кого должны были позвать ладожане в 862 году, после изгнания окупировавших Приладожье врагов Рорика?

В «Житии святого Ансгария» рассказывается, что в в 852-м[16], «переплыв море», датчане (по другому варианту – шведы) ограбили некий богатый «город в пределах земли славян». Если правы исследователи, считающие, что речь о Ладоге, заметим, что у этого «деяния данов» была своя стратегическая логика. Если около 85% всех найденных в Восточной Европе дирхемов, зарытых от 780 до 900 года, отчеканено до 860 года[17], то после этого времени серебряная река течет через Ладогу в Данию. «В Западную Балтику арабское серебро поступало лишь со второй половины IX в.», – замечает современный исследователь[18].

На ладожском Земляном городище слой пожара приходится на конец 830-х. Поскольку в Ингельхейме в 839-м «послы народа рос» оказываются «свеонами», выходит, что находниками, оккупировавшими Приладожье, были шведы. (Нестор относит это событие в 859 году.) Просто за век в Ладоге накопилось слишком большое богатство.

В 852 году датчане пытаются Ладогу отбить. (Слой пожара, впрочем, отсутствует.)

Потому-то в 857 году Рорик требует oт Хорика часть королевства. И получает не что-то, а порт Хедебю. Можно сказать, что Рорик восстанавливает свой Рерик, но уже на датской земле. Но обратим внимание на то, какие именно города на балтийском и североморском побережежиях привлекали Рорика: Дорестад, Хедебю, Бирка…

После изгнания из Северной Руси находников и последовавшей за тем смуты («встал род на род»; следующий слой пожара на Земляном городище) ладожане и приглашают на княжение Рорика: стало понятно, что не укрепив и не защитив Ладогу, торговый путь уже не удержать, а нанимаемый ладожанами защитник должен быть, во-первых, – надежен и проверен в деле, во-вторых, – иметь весомые рекомендации, в-третьих, – враг шведам, в четвертых – иметь свой флот и свою дружину. Во всей Балтийской ойкумене этим условиям соответствовал только один конунг – Рорик Ютландский.

Впрочем, вскоре на Руси выяснится, что старый путь из Варяг в Арабы хиреет: арабские серебряные копи истощаются… И Руси надо пробивать новый путь – из Варяг в Греки.

Первый из русских геральдических трезубцев Рюриковичей принадлежит Владимиру Святославичу. Еще в XIX веке это пытались связать с крещением Владимира и культом Троицы, однако уже первые трезубцы Владимира относятся к языческому времени. (Казалось бы, трезубец как христианский символ могла принять крестившаяся в Царьграде Ольга, однако она использовала двузубец.) До Владимора русские князья (во всяком случае Игорь Рюриковоч, Ольга, Святослав Игоревич, Ярополк Святославич) пользовались, как показал Сергей Белецкий, двузубцами[19]. Полагаем, что, под влиянием геральдического сокола двузубец, который Белецкий связывает его со знаками хазарских каганов[20], и трансформировался в трезубец – этот блистательный иероглиф русской княжеской династии. И свидетельством тому – серия бронзовых наконечников ножен от мечей с изображениями магического направления, на которых уже со времен Владимира Красное Солнышко сокол графически превращается в трезубец «геральдических знаков Рюриковичей». Так происходит контаминация двух разноприродных по своему происхождению знаков – хазарская и скандинавская (датская) составлящие сливаются в трезубце.

НОВЕЙШАЯ ГЕНЕАЛОГИЯ ЗНАКОВ РЮРИКОВИЧЕЙ IX–XI ВЕКОВ,

любезно присланная мне С. В. Белецким 1 сентября 2008 года

(статья находится в печати)

Электронный адрес:

http://chernov-trezin.narod.ru/Hroniki.pdf

Подытожим: перед нами проходящий красной нитью через конец IX и весь X век дружинный мотив взлетающего (или пикирующего, что несколько чаще встречается на знаках Рюриковичей) сокола. Его изображением украшались предметы вооружения русских дружинников (есть клейма на мечах в виде сокола) и даже одежда. Эхо этого мотива откликается и в XII веке (см. эпиграф к этой заметке и изображение головок сокола на навершиях плеток конных дружинников, найденных в Новгороде и Ладоге).

На наш взгляд, линия развития данного сюжета прослеживается весьма ясно. Напомним, что сумма архелогических артефактов, которой мы на сегодня располагаем, такова: ладожская геральдическая эмблема в виде взмывающего сокола (повторенная на литейной форме при Игоре Рюриковиче в середине X века в «первой столице Рюрика») – ее отражение в скандинавской плетенке с ободка ладожской игральной фишки конца IX – начала X веков – сокол середины X века на английской монете датского конунга Анлафа Гутфритссона – сокол на бронзовых крючках одежды дружинников X века и сокол на наконечниках ножен мечей середины и второй половины X века, графически уже почти превращенный в «трезубец Рюриковичей».

Набор этих параллелей, да и сама верность образу взлетающего/пикирующего сокола указывают нам на датский след этого геральдического сюжета и на датчанина Рорика Ютландского, который, надо полагать, и привез на своем щите на Русь эту датскую эмблему. О чем и говорят три разновременных и стилистически отличных друг от друга ладожских предмета, найденных в разные годы, в полусотне метров друг от друга – одно из них времен Вещего Олега, другое Игоря Рюриковича, третье – времени закладки каменной ладожской крепости посадником Павлом.

Позволим себе еще одну пространную выписку:

Как показывают новейшие археологические исследования, истоки раннесредневековой геральдики чётко прослеживаются в дружинной эмблематике Северной и Восточной Европы эпохи викингов. Первым геральдическим изображением в древностях нашего континента можно теперь считать эмблему прусских дружинников, возникшую в конце X века и представлявшую собой фигуру взлетающей вертикально хищной птицы, помещённую на щите миндалевидной формы, в западноевропейской геральдике получившем впоследствии название «Normannenschild» (в русской геральдике – «варяжский щит»). Данная эмблема с изображением в несколько упрощённом стиле Еллинг, украшавшая в виде налобной подвески оголовья коней воинов Северной Самбии, воспроизводила щит с изображением хищной птицы. Появившаяся в конце X века в местной воинской среде под влиянием скандинавов, в прусском археологическом материале она сохраняет устойчивую иконографию до начала XII века. Предшественники данного геральдического изображения известны в германских древностях с VI века, восходя к иконографическим традициям провинциально-римского искусства. По очертаниям клюва и характерному рисунку коротких крыльев данные изображения представляли ворона. Как и его иконографический предшественник – орёл Юпитера – ворон на изделиях германских мастеров прикладного искусства эпохи переселения народов осмыслялся как спутник/вестник царя богов – Водана-Одина в северной мифологии. Данное изображение на щите воина первоначально воспринималось как сакральный оберег его владельца. Накладки с фигурами различных мифических существ украшали щиты скандинавских вождей уже в VII–VIII вв. Позднее эти обереги превратились в знак социальной принадлежности воина-профессионала. Этот факт прекрасно иллюстрируют изображения на ковре из Байё, где дружинники Вильгельма Завоевателя носят на своих миндалевидных щитах стандартизированное профильное изображение взлетающего дракона.

В. И. Кулаков. Указанная статья.

http://www.geraldika.org/01_1997_04.htm

Находка, сделанная Староладожской экспедицией А. Н. Кирпичникова, показывает, что считавшаяся древнейшей «эмблема прусских дружинников» как минимум на полвека (а, скорее, – на век с лишним или два) моложе ладожской эмблемы.

А вот как тема геральдического орла жила в поколениях Рюриковичей

Рисунок фрески Софийского собора в Киеве, сохранившейся сегодня лишь частично. У Ярослава Мудрого плащ расшит орлами (возможно, двуглавыми), а у его сына (по Высоцкому средняя фигура в верхнем фрагменте – Изяслав) на плаще на уровне сердца черный одноглавый орел.

Источник: М. Грушевский. Иллюстрированная история Украины. Киев. 1997.

Фрагмент прориси. Одноглавые орлы на плаще левой фигуры. По С. А. Высоцкому это второй сын Ярослава Изяслав Ярославич, которому предназначался киевский стол.

Иллюстрация книге М. Грушевского – реплика копии XVIII века с рисунка Абрагама ван Вестерфельда 1651 года. Сама эта копия воспроизведена в статье исследователя Софии Киевской С. А. Высоцкого[22]. Сравнение с ней показывает, что если намек на двуглавость верхнего орла на одежде Ярослава вызвает сомнения и должна толковаться как графическая интерпретация, то одноглавый орел у сердца сына Киевского князя прочерчен корректно.

Однако в Софии Киевской работали местные мастера: в период написания фрески (1045) Ярослав жестко разошелся с греческими церковными иерархами и как раз в 1043–1046 годах воюет с Византией – организовывает поход на Царьград. Несколькими годами позже он поставит во главе русской церкви первого митрополита из русских – Илариона. По самой манере письма, по отмеченной В. Н. Лазаревым «индивидуальной портретности» ясно, что семью Ярослава и, разумеется, его самого писали свои иконописцы.

Ярослав не мог позволить изображать себя и своих домочадцев в одеяниях с гербами врага. Не мог он, воюя с Византией, и доверить эту ктиторскую роспись грекам. И о том, что и на одежде Ярослава были одноглавые орлы, свидетельствуют прорись В. Н. Лазарева[23] и к реконструкции С. А. Высоцкого и художника-реставратора Ю. А. Коренюка[24]. Правда, и прорись, и реконструкция основана лишь на рисунке с рисунка голландского художника XVII века.

Ярослав Мудрый. Реконструкция С. А. Высоцкого и Ю. А. Коренюка.

http://artclassic.edu.ru/catalog.asp?ob_no=15172&cat_ob_no=15168

Однако все еще сложнее. После того, как поновления XVI века с сохранившейся части фресок были сняты, Лазарев показал, что воспроизведенная нами по копии с рисунка голландца группа – первоначально была на фреске группой не сыновей, а дочерей Ярослава. (Сыновья же написаны на противоположной стене).

Кроме того, на плаще у оказавшегося дочерью «сына», орлы вообще утрачены.

И еще существенное возражение: византийские мастера, особенно провинциальные, нередко писали двуглавых орлов на императорских одеяниях. (Особенно много таких изображений в Сербии.)

Казалось бы, это делает наши предыдущие построения весьма шаткими.

Но решающим аргументом становится другое: сохранилась черно-белая фотография с реплики этой фрески: мы имеем в виду утраченную фреску в новгородской церкви Спасе на Нередице (начало XIII века), на которой уже не Ярослав Мудрый, но другой новгородский князь Ярослав Владимирович так же подносит Христу образ храма. На левом плече князя в таком же медальоне, какой мы знаем по рисунку XVII века, сделанному с фрески из Софии Киевской, – сокол. Именно сокол, а не половинка византийского двуглавого орла, как может показаться на первый взгляд. И доказательством – все тот же ошейник охотничьего сокола, который мы видели и на древней датской-английской монете, и на навершие новгородской плетки конного дружинника. Отличие только в том, что у сокола за два века (ровно два, если считать от прихода Рюрика к ободритам) отросла лапка (впрочем, она есть и на датской монетке), да по причинам сугубо композиционным изображено лишь одно крыло.

Князь Ярослав Владимирович, сын Владимира Мстиславича.

Фрагмент фрески в Спасе на Нередице.

Фреска написана после смерти князя в 1207 г.

Сербские или греческие орлы[25], видимо, все же повлияли на это изображение. Но переосмыслены они были в привычной графике русской геральдической традиции. Хотя Ярославова ссора с греками за полтора века забылась, очевидно, что художник, ориентируясь на софийскую фреску с изображением двойного тезки новгородского ктитора, воспроизвел ряд характерных деталей, дошедших до наших дней лишь на копии XVIII века с голландского рисунка века XVII. Среди заимствований со знаменитого и прославленного оригинала оказались и медальоны с геральдическими соколами Рюриковичей.

Вот и в статье В. И. Кулакова, на которую мы не раз ссылались в этих заметках, помещена прорись с миниатюры из Тверского Амартола, где изображение взлетающего сокола читается на щите воина. Клюв птицы не направлен влево и вверх (как на уже известной нам датской монете X века).

Сокол на щите.

С миниатюры из Тверского Амартола (ок. 1300 г.)

Можем ли мы после этого констатировать, что найден, как утверждает А. Н. Кирпичников, фрагмент древнейшего русского герба? Адресуем этот вопрос специалистам.

СНОСКИ И ПРИМЕЧАНИЯ СМ. ПОСЛЕ ФОТОГРАФИЙ В КОНЦЕ СТРАНИЦЫ

Телерепортаж об этой находке:

http://www.rtr.spb.ru/vesti/vesti_2008/news_detail.asp?id=7092

Однако тут ошибочная датировка: формочка найдена выше большого дома, а он 930 года. И формочку А. Н. Кирпичников предварительно датирует второй четвертью X века.

Просьба писать в Гостевую книгу, или по почте (адрес на титульной странице сайта).

P.S. Для сравнения – более далекие (архетипические или вовсе случайные) аналогии.

Напомним однако предупреждение знатока русской сфрагистики Н. П. Лихачева:

«Самое прикосновение к родовым знакам способно увлечь к скифам и индо-скифским царям, и еще дальше… В вопросе о происхождении, о заимствованиях и влияниях необходима крайняя осторожность»[26].

Древнегреческие накладки на щит. Ок. VI в. до н. э.

Слева – из могильника Красный Маяк в Абхазии.

Справа – из развалин архаического святилища на острове Самос.

Источник:

Г.Т.Квирквелия. Обкладка гоплитского щита с изображением орла из Колхиды.

/Международные отношения в бассейне Черного моря в древности и средние века.

Материалы X международной научной конференции 29 мая – 3 июня 2001 г.

Ростов-на-Дону. 2002. С. 17–20.

http://annals.xlegio.ru/life/mobcm10/mobchm10.htm

Солнечный сокол (Богиня Нехбет).

Нагрудное украшение из гробницы Тутанхамона.
Золото, лазурит, бирюза, сердолик, стекло.

В когтях две «державы» с иероглифами shen (вечность) и ankh (жизнь)

Июль–август 2008;