Клочку бересты был присвоен порядковый номер 965, под которым он и войдет в каталог новгородских берестяных грамот. Кроме того, записка Алексея стала шестой грамотой, обнаруженной на месте Архиерейского подворья, и третьей, что нашли археологи в нынешнем сезоне.

Забава Садко

 Накануне празднования в будущем году 1150-летия основания Великого Новгорода археологи практически завладели всем центром города—сейчас здесь развернуты самые масштабные за все послевоенное время раскопки. Работы одновременно идут в пяти точках города, и, надо сказать, усилия ученых уже принесли сенсационные результаты. К примеру, на месте Рюрикова городища археологи нашли шесть свинцовых княжеских печатей XII—XV веков, которыми в древности скрепляли важные документы. Еще одно интересное археологическое открытие сделано у руин Десятинного монастыря на Софийской стороне, где обнаружены остатки земляной ямы-тюрьмы XI века. Средневековая камера для должников оказалась похожа на нынешнюю КПЗ—каморка три на три метра, два лежака и деревянная бадья—отхожее место.

На 13-м Троицком раскопе обнаружился обломок уникальной навощенной таблички-церы, на которой в том же XI веке учились писать новгородские юноши. В отличие от бересты, такие таблички, изобретенные еще в Древнем Риме, были «многоразовыми»—писцы могли стирать написанный текст, нагревая восковой слой таблички над огнем свечи. Потом, когда воск опять твердел, цера снова была готова к использованию. Причем, как объясняет директор «Центра по организации и обеспечению археологических исследований Великого Новгорода» Сергей Трояновский, церы были весьма надежными носителями информации, ведь процарапанные на воске буквы сохраняются на протяжении веков. К примеру, несколько лет назад в том же самом Троицком раскопе ученые нашли «Новгородскую Псалтирь»—древнейшую из известных на сегодня славянских книг. На трех навощенных церах были написаны цитаты из канонических псалмов Давида, необходимые для христианской литургии.

— Теперь у нас есть все основания предполагать, что именно в этой части древнего Новгорода располагалась первая школа для молодежи, которую в 1030 году повелел основать Ярослав Мудрый,—говорит Сергей Трояновский.—Ярослав был очень образованным для своего времени человеком. Он любил читать книги, собирал их и даже основал в Софийском соборе первую на Руси библиотеку. А возле стен кремля, где была построена Троицкая церковь, он создал школу, в которой обучалось грамоте до 300 детей.

Еще одна интересная находка была сделана уже в самом кремле—у стен Детинца (так называли крепость для младшей дружины князя). Здесь ученые обнаружили шахматную фигурку из можжевельника, изображающую короля.

В письменных источниках шахматы впервые упоминаются в 1262 году—в так называемой «Кормчей книге». И хотя церковь наложила на эту игру официальный запрет, новгородские купцы не расставались с досками. В шахматы играл и легендарный купец Садко, и не менее былинные богатыри Ставр Годинович, Михайло Потык и Илья Муромец. Причем новгородцы даже модернизировали игру на свой лад, придумав игру «мельница», которая напоминает не только шахматы, но и современные нарды.

Архив Епископа

Но больше всего внимание ученого сообщества приковано к раскопу у стен древней Владычной палаты Новгородского кремля, ведь в этом месте исследования проводятся в первый раз. И сразу же археологи наткнулись на россыпь берестяных грамот, которые, как предполагают ученые из Новгородской археологической экспедиции, являются остатками архиепископского архива. Помимо уже вышеупомянутой «рыбной грамоты», в архиве обнаружились финансовые документы о долгах новгородских купцов, послание архиепископу Семену от жителей Ошевского погоста (сейчас это село Новоржев в 140 км от Пскова), которые просили владыку поставить попом в местный храм некоего дьякона Александра. Именно благодаря последней грамоте ученым и удалось четко датировать весь культурный слой, ведь архиепископ Семен, правивший Новгородом в 1416—1421 годах, неплохо известен и по письменным источникам.

В 1433 году по приказу нового архиепископа Евфимия I на месте старого Архиерейского подворья стали строить новые палаты. Старый же архив со всеми документами был выброшен в грязь, прямо под фундамент нового дворца. Почему? Ответ на этот вопрос может заставить нас пересмотреть всю историю Великого Новгорода.

Но прежде всего стоит понять, чем же на самом деле являлось подворье архиепископа. Средний российский обыватель при словах Новгородская республика обычно вспоминает только то, что там когда-то было вече—первая на Руси демократия, которую под корень извели московские цари. Вечевой колокол увезли в Москву, а свободолюбивых новгородцев побили опричники Ивана Грозного. Историческая наука не баловала подробностями из жизни русской средневековой республики, стыдливо умалчивая о величии вольного Государя Великого Новгорода—некогда самого богатого, веселого и роскошного города на Руси. Возможно, это объяснялось некой стыдливостью российских историков-«государственников» за уничтожение новгородской демократии. Но была и еще одна причина, которую в советские времена было принято не замечать.

Исконная теократия

Дело в том, что вся полнота власти в Великом Новгороде принадлежала отнюдь не народному вечу, а местному архиепископу. Еще византийский историк Прокопий Кесарийский писал, что племена славян «не управляются одним человеком, но издревле живут в народоправстве, и поэтому у них счастье и несчастье в жизни считается делом общим». Лишь вступая на войну, славянские воины на общем собрании избирали себе вождя, но в повседневной жизни они признавали над собой только власть языческих жрецов. Принятие христианства в Новгороде никак не отменило этой традиционной модели общественного устройства, только из рук языческих волхвов власть перешла к местному архиепископу.

Французский дипломат Жильбер де Ланнуа, посетивший Новгород в начале XV века, писал: «Этот город независим и как бы имеет общинное правление. Здесь есть епископ, который имеет власть начальника и правит своею властью всей Новгородской землей». «Епископ в Новгороде имеет такую же распорядительную власть, как и царь в Москве»,—отметил шведский посланник Петр Петрей, а Павел Алеппский, также посещавший Новгород, добавил, что архиерей «больше всякого воеводы». Причина проста—архиепископ был самым крупным землевладельцем: «Он владеет семидесятью рыбными озерами, не считая угодий, деревень и земель… У него есть управляющие и судьи, он имеет казначеев, которые ведают всеми казнохранилищами в городе».

Словом, демократия в Новгороде была с привкусом теократии, о чем, понятное дело, в советское время распространяться было не принято. Да и само вече больше напоминало сходку олигархов: в новгородских летописях говорится, что на вече верховодили триста «золотых поясов», то есть главы самых влиятельных торговых домов республики, контролировавших всю внешнюю торговлю.

Первая русская революция

Все это привело к настоящей гражданской войне—новгородские летописи ясно показывают, что в начале XV века в городе вспыхнуло более 20 кровавых столкновений с чернью, самым характерным из которых является бунт 1418 года. Тогда некий бедный купец Степанко обвинил на вече одного боярина в мошенничестве и вздувании цен. Толпа черни до полусмерти избила боярина и сбросили его с моста. Проплывавший мимо рыбак сжалился над боярином и вытащил его из воды. За это народ разграбил дом рыбака, а потом разъяренная толпа отправилась громить и дом самого боярина, и всю Софийскую сторону, где стояли терема «лутчих». Пострадал и монастырь, где располагались житницы самого архиепископа.

В 1431 году архиепископом Новгородским был избран игумен Лисицкого монастыря Евфимий, который—на волне споров о Флорентийской унии между католикам и православными—начал проводить политику сближения с Московским княжеством, где решительно отвергали унию. За укрепление вассальных связей с князем Василием II выступали и сами олигархи, надеявшиеся на военную помощь профессиональной армии московских князей при подавлении бунтов новгородцев. И они эту помощь получили.

Парадокс ситуации заключался в том, что, как писал новгородский историк Василий Андреев, за «сильную руку» выступали и низшие слои республики, увидевшие в московских князьях возможность найти управу на бояр. «И многие «черные» люди Новгорода писали в Москву жалобы и доносы на бояр, увидев там более сильных покровителей». Так что перенос вечевого колокола в Москву оказался предрешенным задолго до того, как царь Иван III—сын Василия II—предъявил новгородцам счет за оказанные республике «услуги».

И нет ничего удивительного в том, что новая элита Новгорода отправила на помойку весь архив архиерейской канцелярии—все эти судебные тяжбы, купеческие долги и обязательства исчезнувшего сословия горожан уже никого не интересовали… Зачем хранить весь этот хлам? Впрочем, тогда еще люди не знали, что это лучший способ сохранить берестяные документы для потомков.