Яркое подтверждение этому алгоритму и, в особенности, последней его части, мы находим в описании завоевания Киева Владимиром Святым. Одержать победу над братом Ярополком Владимиру помогла варяжская дружина, собиравшаяся поступить с городом по своему обычаю: "Поемь реша варязи Володимеру: "Се градъ нашь; мы его прияхомъ й, да хочемъ имать окупъ на них..."⁴⁹ Владимир же, исходя из интересов подвластного ему населения, выкуп брать не позволил и постарался спровадить не нужных уже помощников в Византию.⁵⁰

Таким образом, легитимный захват власти выступает как захват символический. Это одновременно и война и церемониальный акт, сродни правилам рыцарских поединков и "божьего суда". Главное тут - демонстрация силы, ума, ловкости (а если всего этого недостаточно, то хотя бы коварства), при помощи которых новый князь сможет лучше защищать интересы городской общины. Придя к славянам в IX в., Рюриковичи попали в жесткую конкурентную среду, где за право на власть с ними соперничали и местные "светлые князья", и правители соседних народов (прежде всего хазар), и предводители других варяжских дружин. В этих условиях "завоевать" означало эффективно доказать свою полезность для населения данной земли. Об этом прямо говорит Повесть временных лет, применительно ко времени Олега: "Иде Олегъ на северяне, и победи северяны, и възложи на нь дань легъку, и не дастъ имъ козаромъ дани платити, рекъ: "Азъ имъ противенъ, а вамъ не чему".⁵¹ Взаимоотношения, возникавшие в этом случае, двойственны, "добровольно-принудительны". Летописец характеризует их термином "обладать",⁵² а хорошо информированный о жизни варягов - "росов" - в славянских землях Константин Багрянородный обозначает термином "пактиоты" - союзники, те, кто заключил договор - подвластное варяжским князьям население.⁵³

Этим двум свидетельством соответствует и наблюдение, сделанное археологами. Б. А. Тимощук, сопоставив летописное сообщение о сожжении градов (под 946 г.) отмечает: "Хотя укрепления общинных центров и были сожжены, но на их территории за редким исключением нет явно выраженных следов военного разгрома, то есть эти укрепления тогда не были использованы для обороны от внешних вторжений."⁵⁴ Другими словами это было символическое сожжение, знаменовавшее "окняжение" данной земли и превращавшее ее в волость.

После вытеснения Рюриковичами "светлых князей", хазарских и варяжских конкурентов (а по совокупности косвенных свидетельств можно судить о том, что произошло это не ранее второй четверти XI в.) борьбу за право сесть на киевский стол или столы менее значительные повели потомки Рюрика. В рамках "неомонархической" концепции братские междоусобицы, возникавшие после смерти Святослава и Владимира I, характеризуются как "кризисы": общегосударственные⁵⁵ или династические.⁵⁶ Если же принять концепцию, согласно которой монархическая власть в Древней Руси отличается от наследственной монархии позднего феодализма и строится на другой - договорной - основе, то ситуация постоянно воспроизводимых междоусобиц получает другое объяснение. Княжеские войны, в этом случае - естественный механизм регулирования потестарных отношений в условиях, когда в государстве, находящемся в периоде становления, возникали "избыточные" носители власти. При этом проходил своего рода "естественный отбор" князей, наиболее способных к исполнению своих обязанностей. Функцию отбора выполняла городская община, что в летописях выражено терминами "приняли" и "не приняли" князя горожане. В IX - начале XI лучшим способом доказать свою незаменимость было убийство соперника, позже необходимость в этом отпала. Для того чтобы понять, как действовал механизм легитимного завоевания, сопоставим события, происходившие в первой, третей и четвертой четвертях XI в., при описании которых летописцы используют данные термины:

Как видим, при легитимном завоевании ситуация выбора сохраняется. Но это уже совсем иной выбор. Во-первых, он не опирается на внутреннюю потребность общины в изменениях, а навязывается извне. Во-вторых, выбор происходит не столько между разными кандидатами на власть, сколько между разными вариантами действия по отношению к новому претенденту. В первом примере киевляне предпочли сохранить верность отсутствующему князю, а во втором обратиться к третьей стороне. В то же время Муромцы предпочли принять князя вместо посадника (как, вероятно, и черниговцы, приняв в 1024 г. Мстислава). Второй и четвертый примеры сходны тем, что горожане внезапно теряют действующего князя (бегство в одном случае и смерть - во втором). Вариантов легитимного поведения здесь остается немного. Собственно говоря, их всего два: или срочно находить замену или сдаваться на милость победителю. И община, как правило, выбирает второе, поскольку затянувшаяся ситуация безвластия стократ хуже утверждения на столе даже нелюбимого князя.

Помимо гибели князя или его бегства из города (а в разное время так теряли, на время или навсегда, свою легитимность Владимир Святой в Новгороде, Святополк Окаянный и Изяслав Ярославич в Киеве, Всеволод Ярославич в Чернигове, сын Изяслава Ярополк во Владимире), право на легитимный захват появлялось вследствие пленения князя⁶¹ или его явной слабости перед соперником.⁶² Но подчеркнем еще раз: все, что было сказано выше, касается исключительно завоевания легитимного и цивилизованной (по тогдашним представлениям) борьбы за власть. Были же, без сомнения, и завоевания, преследующие совсем другие цели: а) максимально ослабить соперника, разорив его "вотчину"; б) разграбить город, получить добычу и пленников. В XI в. это отчетливо просматривается в истории взаимоотношений Ярославичей с полоцкими князьями - рано обособившейся ветвью потомков Владимира Святого. Внук Владимира и племянник Ярослава Мудрого князь Брячислав Изяславич в 1021 г.".. зая Новъгородъ, и поимъ новгородце и имение ихъ и поиде Полотьску опять".⁶³ Так же в 1066 г., поступил его сын Всеслав.⁶⁴ Соответствующим был и ответ Ярославичей: "И придоша ко Меньску, и меняне затворишася в граде. Си же братья взяша Менескъ, и исъкоша муже, а жены и дети вдаша на щиты..."⁶⁵

С определенной долей уверенности можно говорить о том, что в политическом сознании X - XII вв. существовало понимание разницы между войнами проводимым по правилам легитимности и по правилам добычи. Борьба за киевский стол с тем же составом участников (Ярославичи и Всеслав) развивались совсем иначе - в поле, без разграбления городов и взятия "полона". В XII в., с усилением конфликтов между князьями, осознание различий между справедливыми (легитимными) и несправедливыми методами захвата городов не только не ослабло, но даже усилилось. Наглядный пример тому - фрагмент летописной повести о походе князя Игоря Новгород-Северского на половцев. Захваченный в плен князь, вспоминает поход на Переяславль, как главную вину его перед Богом и людьми: "Тогда немало бед испытали безвинные христиане: разлучены были отцы с детьми своими, брат с братом, друг с другом своим, жены с мужьями своими, дочери с матерями своими, подруга с подругой своей, и все были в смятении, тогда был полон и скорбь, живые мертвым завидовали (...). Старцев пинали, юные страдали от жестоких и немилосердных побоев, мужей убивали и рассекали, женщин оскверняли".⁶⁶

Это если не самое яркое, то самое обстоятельное описание войны "за добычу" совпадает с тем, как за два века до этого поступали с завоеванными городами дружинники Святослава Игоревича: "Сфендослав очень гордился своими победами над мисянами; он уже прочно овладел их страной и весь проникся варварской наглостью и спесью. Объятых ужасом испуганных мисян он умерщвлял с врожденной жестокостью: говорят, что, с бою взяв Филиппополь, он со свойственной ему бесчеловечной свирепостью посадил на кол двадцать тысяч оставшихся в городе жителей..."⁶⁷ Невозможность таких действий в борьбе не за добычу, а за легитимную власть подчеркнута летописцем в Лаврентьевской летописи, при описании разгрома Киева войском князей, возглавляемых Андреем Боголюбским, данном под 1168 г.: "... егож не было никогдаже (...) и весь Кыевъ пограбиша и церкви и монастыре..."⁶⁸ Но об эволюции форм легитимного захвата мы поговорим ниже, а пока - о третьей форме легитимации власти.

Согласие. Эта форма внешне напоминает наследование власти (часто -сыном) умершего князя. Фиксация ее в летописях позволяет делать предположения о существовании традиционном для монархии способе передаче власти. Принципы наследования, до наступления феодальной раздробленности, постоянно меняются, так, что каждое поколение привносит в них что-то свое:

При этом в XI - начале XII в. наследование дважды перебивается приглашением (Всеслав Полоцкий и Владимир Мономах) и трижды - завоеванием (Святослав Ярославич, изгоняющий из Киева брата Изяслава и Изяслав - Всеслава и Святослава). Добавим сюда же неудавшуюся попытку захватить Киев Олегом Святославичем, закончившуюся смертью Изяслава. Учтем также, что в первых двух случаях у умершего князя был только один сын и тот должен был доказывать свое право на наследство в борьбе с древлянами, и получим полную картину всевозможных способов утверждения власти в Киеве, при полной невозможности установить закономерность перехода власти в рамках наследования. Даже самый явный пример наследования в согласии с "лествиническим восхождением" - занятие престола Всеволодом Ярославичем, после смерти его брата Святослава - не выглядит бесспорным, в свете сообщения византийского историка конца XI в. Иоана Скилицы: "Скончались архонты росов Несислав и Иерослав, и был избран править росами родственник скончавшихся Зинислав".⁶⁹ Обычное для греческих историков искажение славянских имен, не может заслонить тот факт, что историк, точно описав ситуацию в Киеве, использовал для описания процесса легитимации власти термин "был избран", а не какой-либо еще.

Принцип согласия, о которым мы говорим, с наследованием связан косвенно и учитывает двусторонность потестарных отношений, при которых претендент на власть должен получить разрешение общины на занятие "вакантной должности". По сути, он является развитием принципа приглашения. Но в этом случае претендента не надо было искать, а только лишь дать согласие на то, чтобы новым правителем стал ближайший помощник умершего.

Возникла эта форма легитимации власти, вероятно, в X в., из характерного для варягов обычая авункулата. Суть его в том, что дядя по материнской линии был не только воспитателем, но и соправителем князя.⁷⁰ В славянских землях обычай этот не привился, поскольку не вписывался в установившиеся отношения между субъектом и объектом власти, но дал неожиданно прочный росток - возможность использования соправления для решения потестарных проблем и кризисных ситуаций. До XI в. соправительство, видимо, вообще никак не фиксировалось, а формальные признаки приобрело вообще только в XII в (о чем - ниже). Однако возможность указать городской общине на возможного преемника была всегда. И тут огромную роль играла дружина - ее поддержка позволяла избежать потестарного конфликта и "отсечь" других претендентов. Посмотрим, чем обеспечивалось согласие киевлян при занятии престола без борьбы и без приглашения:

В этих примерах наиболее существенны два фактора, обеспечивающие преемственность власти и согласие городской общины на занятие княжеского стола условным наследником. Первый - горожане уже имели возможность убедиться, что собой представляет претендент и как он собирается ими править. В трех случаях из четырех их мнение было положительным, а в последнем - как раз наоборот. Второй - дружина скончавшегося князя предпринимает решительные действия, "помогающие" горожанам сделать "правильный" выбор.

И обратный пример: великий князь Всеволод Ярославич, "разболешюся" призвал к себе сына Владимира, и тот, похоронив отца, мог претендовать на великое княжение, просто по факту присутствия в Киеве. Однако он предпочел уступить киевский стол двоюродному брату Святополку Изяславичу. В этой ситуации обращает на себя внимание несколько строк, предшествующие сообщению о призыве в Киев Владимира, посвященные его отцу Всеволоду: "И нача любити смыслъ уных, светъ творя с ними; си же начаша заводити й, негодовати дружины своея первыя, и людем не доходити княже правды, начаша те унии грабити, людей продавати..."⁷⁴ Летописец четко и ясно объяснил, почему согласие на вокняжение наследника Всеволода не было дано - отцовская "старшая" дружина и терпящие насилие киевляне были против. Отсюда - вынужденное миролюбие Владимира: "Володимеръ же нача размышляти, река: "Аще сяду на столе отца своего, то имам рать с Святополком взяти, яко есть столъ прежде отца его былъ".⁷⁵

Впоследствии, утвердив собственную власть в Киеве, и обеспечив собственное превосходство во всех русских землях, Владимир легко по согласию передал великое княжение сыну Мстиславу. Более того, в дальнейшем киевляне согласны были сохранить династию и подчиняться Изяславу Мстиславичу, что, впрочем, сбылось только отчасти, из-за претензий других князей. Но это в Киеве. А в Полоцке на долгий срок утвердилась форма согласия (прерываемая на время завоеванием), что позволило сформироваться целой полоцкой династии Рюриковичей и обособить эту землю от всех остальных уже в XI в.

Итак, по нашему мнению, три формы: приглашение, завоевание и согласие, были проявлениями единого договорного принципа легитимации государственной власти и действовали одновременно и (или) поочередно на всей территории Древней Руси в IX - XII вв., дополняя друг друга и постепенно эволюционируя. На вопрос о том, почему утвердилась именно эта форма потестарных отношений возможны два взаимодополняющих ответа.

С другой стороны, князь не должен был подвергать город опасности разграбления. Бегство князя - легитимный способ признать поражение, обеспечивающий ему возможность вернуться. Но, даже заняв желанный стол, князь не мог расслабиться и править "для себя" (чему наглядные свидетельства правления Изяслава и Всеволода Ярославичей). При любом проявлении деспотизма или, наоборот, слабости возникала угроза отстранения от власти или невозможности передать власть по согласию избранному действующим князем наследнику.

Потестарный образ князя. До сих пор мы говорили о формах и способах легитимации власти. Однако легитимность государственной власти - это постоянно действующий фактор жизни общества, обозначающий границы не только законных, но и признаваемых населением действий правителя. Соответственно для характеристики властных действий важны и признаки их легитимности. Большая часть таких признаков формулировалась летописцами дававших своего рода "характеристику" князьям. Опираясь на этот материал, Б. А. Рыбаков выделил ряд черт, необходимых князю для положительной оценки в глазах современников. К их числу относятся: а) внешность; б) черты полководца, в) черты правителя (которые можно обозначить как легитимное поведение); г) ученость; д) отношение к церкви; е) дворцовый быт; ж) черты характера.⁷⁷ Наименее субъективны (следовательно, более соотносимы со сферой легитимности) пункты б, в и д. Важна также символическая (и обрядовая) сторона пунктов а и е. К их характеристике мы сейчас перейдем.

ссылка - http://history.machaon.ru/all/number_01/diskussi/1_print/index.html