Жизнь славян в древности Род. Семья. Человек. Имя Название племени нередко представляло собой патронимическое прилагательное. О таких названиях племен есть упоминание в «Повести временных лет»: «Были два брата: Радим и Вятко. От них пошли радимичи и вятичи». В чешских и польских сказаниях упоминаются Либуша (либушане), Чех (чехи), Лех (лехиты). Семья. Род, семья были средоточием жизни человека. Обширная общеславянская терминология родственных отношений - одно из лучших тому подтверждений. Наиболее употребительными в славянских летописях являются термины брат, отец, сын, муж, жена, сестра, мать, отрок, дитя (дѣтя), чадо и т.п., то есть слова, характеризующие два наиболее близких поколения, объединенных кровно-родственными связями. Остальные термины родства представлены в летописях значительно реже. При этом термины, обозначающие лиц-родственников мужского пола, употребляются примерно в два раза чаще, чем соответствующие термины, обозначающие лиц женского пола. Женщины редко упоминаются в летописных источниках. Только мужчина являлся полноправным членом семьи, рода; женщина, как и дети, рассматривалась как существо подневольное, подвластное мужчине. О положении женщины в семье очень красноречиво говорит Даниил Заточник (XIII в.) (1): В славянских семьях в историческую эпоху обычно царили деспотические порядки. Все домочадцы находились в полном подчинении главы дома. В обязанности супруга и отца входило «поучение» домашних, которое состояло в систематических побоях. Считалось, что человек, не бьющий жену, «дом свой не строит» и «о своей душе не радеет». В славянских семьях существовала как моногамия, так и полигамия. Существование у влиятельных лиц гаремов было обычным в дохристианской Руси. Примером может служить гарем Владимира Святославича, в котором были не только жены, но и наложницы. Однако и по принятии христианства эта традиция не изживает себя сразу, и еще во времена Алексея Михайловича известны случаи полигамии. Вместе с тем до выхода замуж женщина могла стать наследницей имущества отца, а после смерти мужа, если у нее были дети, становилась главой семейства, вела дела и пользовалась уважением. Иногда, видимо, женщина и сама могла стать настоящим деспотом в семье. Так, Даниил Заточник пишет в "Молении" (2): Ребенок занимал в семье подчиненное положение. Это подтверждается и тем, что многие термины, обозначающие ребенка, применялись и по отношению к социально неравноправным слоям населения: челяди, рабам и т.п. Отрок («дитя, подросток, юноша» и «младший дружинник», а также, одновременно, «слуга, раб, работник») буквально значило «не говорящий», т.е. «не имеющий права речи, права голоса в жизни рода или племени», "отрочный", "тот, кому во многом отказывают". Холоп («закабаленный, несвободный человек») связано со словом хлопец – «мальчуган, мальчик, парень» и, возможно, происходило от корня *chol-, из которого возникло и древнерусское прилагательное «холост, холостый», то есть «неженатый, безбрачный, неспособный к половой жизни». Первоначально соотносилось с лексемами работа, раб, рабство и наиболее привычное для нас слово ребенок (суффиксальное производное от существительного среднего рода старой *t - основы робя > *orbe). В славянских языках слова с этим корнем обычно не обозначают маленького человека: и в украинском (роб), и в болгарском (роб), и в сербохорватском (роб), и в словенском (rob), и в чешском (rob) они называют человека подневольного. В русском языке «слово ребенок хорошо известно... с XVIII века. Неоднократно встречается в «Житии протопопа Аввакума»... С XV века известно в польском языке (rabionek)» (3). Почему же родственными оказались слова со столь несходной семантикой? Все станет более или менее ясно, если соотнести это слово с однокоренными в индоевропейских языках, так, в лат. orbus и в греч. ỏρψανός - «осиротевший», в арм. orb - «сирота», в др.-инд. arbahas - «сирота, маленький мальчик» (4). В древнерусском языке с XI века фиксируется слово рабъ. И.И. Срезневский приводит три значения слова: 1) раб, невольник; 2) слуга, служитель; 3) проситель (5). Значение «раб» в славянских языках могло развиться из значения «сирота», потому что сироты обычно выполняли наиболее тяжелую и грязную работу по дому. Однако у славян, никогда не знавших рабства, подобного тому, что было в Древних Риме и Греции, раб всегда сидел в нижнем конце того же стола, что и его хозяева, а если он был искусным мастером, то со временем мог выкупить себя из рабства и стать свободным человеком. Кроме того, совершив какой-либо подвиг, раб мог пройти обряд посвящения и стать равноправным членом общества (мальчик также должен был пройти обряд посвящения в мужчины). Все это сближает у славян раба и ребенка (6). Таким образом, этимология слова робя, робенок у славян должна была проделать следующий путь: осиротелый, сирота > слуга, раб, невольник > слабый, беспомощный, маленький > не прошедший обряда посвящения > дитя. Относительно возникновения формы ребенок все исследователи единодушны: изменение начального ро- в ре- - результат межслоговой ассимиляции. Форма ребенок, отмечает П.Я. Черных, «известна с начала XVIII века. В словарях, ребенок, ребячий - с 1731 года» (7). Конечно, не все слова, обозначающие маленького человека, ребенка, подчеркивают его подневольное положение в семье. Одно из самых древних слов – чадо – подчеркивает новизну, молодость вновь явившегося на свет человека. Его корень (*ken-) восходит к индоевропейскому языку. Сопоставление с другими индоевропейскими языками позволяет установить его первоначальное значение: «молодой, новый» (лат. recens - «свежий, новый, молодой»; греч. χαινός «новый», др. инд. katnas - «молодой» (8). Этот же корень находим и в немецком языке (kind), и в английском (child) - «ребенок». Корень *ken- исторически имеют и слова начало, конец. Следовательно, чадо («зачатое» (9)) соотносится и с некоей гранью - началом жизни. В современных славянских языках лексемы с корнем чад- так или иначе связаны с терминами родства по крови (блг. чедо - дитя, макед. чедам - рожу, братучед - племянник, с.-хорв. чедо - дитя, братучед - двоюродный брат, братучеда - двоюродная сестра) или обозначают маленького человека вообще (блр. чадо - злое дитя, упрямец), а в староукраинском языке щадок значило «потомок» (10). Кроме того, отметим, что в древнерусском языке чадо, чадь не всегда называло ребенка, оно также употреблялось, когда речь шла о народе, людях вообще. Отсюда и частое в указах XVIII века именование императрицы – чадолюбивая (11), то есть «любящая свой народ». Общеславянский корень *mold-, который находим в слове младенец, тоже имел семантику «молодой». В привычном нам виде эта лексема пришла из церковнославянского языка, а в собственно русском должна была звучать как молоденец (ср. диалектные молодень, молоден (12)). Сейчас значение «ребенок, дитя» слова с этим корнем обнаруживают только у восточных славян (укр. малодюк, блг. маладзенец); в блг. (младенец, младище), чеш. (mládenec), пол. (młodzieniec), лужицких языках (młodźenc) они обозначают не ребенка, а молодого человека, юношу; и, наконец, в том же блг. (младенцы) и с.-хорв. (младенци) называют молодоженов. Индоевропейской базой этого корня, по мнению большинства ученых-этимологов, является корень *meld- /*mold- /*meldh-, имевший, вероятнее всего, значение «нежный, кроткий, мягкий». Об этом свидетельствуют восходящие к нему лексемы из неславянских языков: др.-инд. márdhati - «спадать, ослаблять», mŗdús - «мягкий, нежный, кроткий», греч. μαλύων - «изнеженный человек», гот. mildeis - «кроткий», лат. mollis - «мягкий, гибкий», в-нем. Malz - «нежный, мягкий, вялый, слабый» (13). Однако Н.М. Шанский и Т.А. Боброва полагают, что корень *mold- - собственно славянское инфиксальное производное (инфикс -l-) «от той же основы (*med-/ *met-), что метать. Исходное значение «новорожденный» (т.е. «выброшенный» из чрева)» (14). М.В.Семенова выдвигает гипотезу о возникновении лексем: младенец, молодой «из древнейшего корня «мол-» («молоть», «дробить», «размягчать»)» (15). Как бы то ни было, в конечном счете речь идет о чем-то маленьком, только что или недавно возникшем, требующем поддержки. А что же дитя? Это слово с некоторыми фонетическими изменениями обозначает ребенка от колыбели до отрочества во всех славянских языках: рус. дитя, дети, укр. дитя, дитина, дити, блр. дзiця, дзецi пол. dziecię, чеш. dítě, ditko, слц. diet’a, в.-луж. dźěćo, н.-луж. źěśе; блг., макед. дете, деца, слн. dete «ребенок», dеса «дети, ребята», с.-хорв. диjете, дujем. Кроме того, в словенском и сербскохорватском языках слова detič, djetuћ называют мальчика. Наименование дитя связано с действием, которое производит только что родившийся ребенок, - он сосет грудь матери. Пояснения дают индоевропейские языки. В др.-инд. dhēnús - «дойная корова», dhāyati --«сосет», в др.- в.-нем. (tāen - «кормить грудью», в гот. daddjan и в лтш. dēt - «кормить грудью» в лит. dėlė- «пиявка», pirm-dėlė- «корова, отелившаяся впервые» (16). Таким образом, индоевропейский корень *dhei - (от него произошли и русские слова доить, дева) буквально - «сосать, кормить грудью». Человек становился полноправным только тогда, когда борода и ус у него «входили в силу», а до тех пор он считался отроком. Интересно отметить, что на древнеславянских миниатюрах и иконах бороды изображались лишь у мужчин, старше тридцати лет. Именно этот возраст считался достаточно зрелым, чтобы человек мог принимать самостоятельные решения, управлять княжеством. Однако с бородой и усами у славян изображаются только представители привилегированных сословий, а городские низы и крестьяне любого возраста считаются людьми подневольными, несамостоятельными, поэтому и изображаются безбородыми. Имя. Славяне, как и многие другие народы, полагали, что судьбу человека определяет имя, оно является ключом к его внутреннему я. Вероятно, отражением былых представлений о тайном имени, которое нужно оберегать от злых духов и недобрых людей, и имени, известном всем, является долгое существование у славян двух имен. С принятием христианства функцию тайного имени, «истинного», «настоящего» выполняет имя каноническое, закрепленное традициями христианской религии. К числу канонических относятся имена, взятые из церковного календаря, где имена канонизированных святых перечислены по месяцам и дням их памяти (так называемые календарные, или агиографические имена). На ранних стадиях развития феодального общества каноническими были крестные (крестильные, церковные), монашеские (иноческие) и схимнические имена. Крестное имя давалось человеку при крещении и выбиралось обычно в соответствии с именем святого или великомученика, память которого праздновалась в день рождения или крещения человека. Крестильное имя в ранних источниках (вплоть до второй половины XV века) упоминается редко, обычно лишь в сообщениях о смерти человека или в текстах, написанных после его кончины. В подавляющем большинстве случаев крестильное имя по прямым или косвенным сведениям удается установить только для князей, бояр и членов их семей. Так, в княжеской среде существовал обычай сооружать церкви и монастыри во имя своих святых покровителей, поэтому иногда крестильное имя князя можно установить, основываясь на строительстве церкви или монастыря. Например, в "Повести временных лет" под 882 годом сообщается о сооружении на могиле Аскольда церкви св. Николы, из чего можно сделать вывод, что Аскольд был христианином и носил крестильное имя Николай. Ярославу Мудрому приписывается основание Юрьева, или Георгиевского, монастыря недалеко от Новгорода, следовательно, можно предположить, что князь носил имя Георгий. Но основная масса населения того времени - крестьяне, ремесленники, торговцы – известна под неканоническими, языческими именами. По данным "Тшебницкого привилея" (Przywilej trzebnicki), в котором представлено 231 личное имя, в XII – XIII веках христианские имена (Jan, Paweł, Stefan) в Польше употреблялись относительно редко. Преобладали же имена славянского происхождения – Chociemir, Przybyrad, Chwalęta и подобные (17). Эта же тенденция прослеживается и в других славянских государствах. Монашеское имя было вторым каноническим именем, его человек получал при постриге в монахи, заменяя имя мирское. Обычно постригаемый получал имя святого, память которого отмечалась в день пострижения, или календарное имя, которое начиналось на ту же букву, что и его мирское имя. Так, Новгородская I летопись упоминает боярина Прокшу Малышевица, принявшего при пострижении имя Порфирий, инока Варлаама, в миру боярина Вячеслава Прокшинича, новгородца Михалко, который постригся под именем Митрофана, и др. Схимническое имя давалось монаху при “третьем крещении” (принятии большой схимы (18)) вместо монашеского имени. Неканоническое (мирское) имя не было связано с религиозными традициями. Оно, как правило, выполняло функцию основного имени, поскольку было более известным и употребительным, чем крестное имя. Мирское имя имело «внутренний» смысл и должно было наделить своего носителя какими-то полезными в жизни качествами. Среди славянских имен можно выделить несколько групп: Имена, отражающие животный или растительный мир (Щука, Ерш, Заяц, Волк, Орел, Орех, Борщ); Имена по порядку рождения (Первуша, Вторак, Третьяк); Имена языческих богов и богинь (Лада, Ярило); Имена по человеческим качествам (Храбр, Стоян); И основная группа имен – двухосновные (Святослав, Доброжир, Тихомир, Ратибор, Ярополк, Гостомысл, Велемудр, Всеволод, Богдан, Доброгнева, Любомила, Миролюб, Светозар) и их производные (Святоша, Добрыня, Тишило, Ратиша, Путята, Ярилка). При создании производного имени у двухосновного слова отсекается вторая часть и прибавляется уменьшительный суффикс и окончание (-ло, -та, -тка, -ша, -ята, -ня, -ка), если имя имеет одну основу, суффикс прибавляется к ней: Святослав: Свято+ша=Святоша; Ярило: Ярил+ка. Позднее в том же качестве, наряду с языческими, начинают употребляться христианские имена, обычно в их народной форме. Например: Микола и Микула вместо канонической формы Николай, Микита вместо Никита, Гюрги вместо Георгий, Нефед вместо Мефодий, Федосья вместо Феодосия, Офимия вместо Евфимия, Овдокия или Авдотья вместо Евдокия и т.п. Канонические имена постепенно вытесняют в быту имена неканонические сначала в княжеской и боярской среде, а затем и в среде ремесленников и крестьян. В то же время целый ряд неканонических имен светских и религиозных деятелей средневековья, канонизированных церковью, перешел в разряд имен календарных (Глеб, Борис, Владимир, Ольга и др.). Прозвища, в отличие от имен, отражают не желательные, а реальные свойства и качества, территориальное или этническое происхождение, место проживания их носителей и др. Прозвища даются людям в разные периоды их жизни. Иногда их достаточно трудно отличить от языческих имен. Даже у дворян XVI века встречаются имена-прозвища: Козарин, Чудин, Русин, Черемисин, Кобыла, Шевляга (кляча), Кошка, Зверь, Дятел, Трава, Осока, Редька, Жито, Капуста, Лопата, Невежа, Неустрой, Нехороший, Злоба, Незван, Нелюб, Тать и подобные. Многие из прозвищных имен существовали в отдельных семьях на протяжении нескольких поколений, подчеркивая принадлежность человека к данному роду. В официальных документах прозвища использовались наряду с неканоническими именами. Уточняющей частью имени славянина является отчество (патронимическое прозвище), которое прямо указывает на происхождение и родственные связи данного лица. В старину отчество косвенно указывало и на социальную принадлежность человека, так как считалось почетным наименованием. Представители высшей феодальной аристократии именовались так называемым полным отчеством, оканчивающимся на -вич, средние сословия пользовались менее почетными формами патронимических прозвищ - полуотчествами, оканчивающимися на -ов, -ев, -ин, а низшие вообще обходились без отчеств. Фамилии, или наследуемые официальные наименования, указывающие на принадлежность человека к определенной семье, появились у славян довольно поздно. Первые славянские фамилии известны с XV-XVI веков, у крестьян они начинают появляться только в XVIII – XIX веках (19). Именование человека с отцовским прозвищем в качестве родового считалось вполне достаточным, а потому так называемые дедичества (личные прозвища, образованные от имени деда) употреблялись исключительно редко. С развитием частного землевладения потребовалось родословие, фиксировавшееся в родовых прозвищах, общих для всех членов семьи. ___________________________ Примечания 1. Хрестоматия по истории русского языка / Под ред. Сумниковой. М., 1990. С.299. 2. Там же. Перечес – расчесанное место. 3. Ю.Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. В 2т. М., 1994. II, C.102. 4. Шанский Н.М., Боброва Т.А. Этимологический словарь русского языка. М., 1994. С.264; Фасмер М. Эти-мологический словарь русского языка. В 4-х т. СПб, 1996. III, C.453. 5. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. В Зт. М., 1958. III, C.126. 6. См. об этом: Косвен М.О. Очерки истории первобытной культуры. М., 1953. С. 87-101. 7. Черных П.Я. Там же. 8. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4-х т. СПб, 1996, IV, 311. 9. Шанский Н.М., Боброва Т.А. Этимологический словарь русского языка. М., 1994. C.360. 10. Преображенский А. Этимологический словарь русского языка. В 3 т.: Т. I-II. - М., 1910-1914. C. 111. 11. Государственный архив Курганской области - ф. 77, оп. 1, ед.хр.1. Лл.24,28,46 и др.; ф.111, оп.1, ед.хр.1 Лл.9,12, 32. 12. Словарь русских народных говоров. - Л., 1965-1991. Вып. 1-26 (издание продолжается). XVI, 303. 13. Преображенский А. Этимологический словарь русского языка. В 3 т.: Т. III, -М.-Л.,. 1949. С. 549-550; Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4-х т. СПб, 1996, II, С. 643-644; Ю.Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. В 2т. М., 1994. I, С. 539. 14. Шанский Н.М., Боброва Т.А. Этимологический словарь русского языка. М., 1994. С. 189. 15. Семенова М.В. Мы - славяне! СПб, 1997. С. 271. 16. Преображенский А. Этимологический словарь русского языка. В 3 т.: Т. I-II. - М., 1949. C.185; Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4-х т. СПб, 1996, I, C. 516. 17. Ананьева Н.Е. История и диалектология польского языка. М., 1994. С.37-38. 18. Схима - высшая монашеская степень в православной церкви. Схимники дают обеты выполнения более суровых, чем обычно, монашеских правил. 19. Унбегаун Б.-О. Русские фамилии. М., 1995. С. 16.
Источник: http://slawianie.narod.ru/str/kultura.html |