Данные письменных источников. Проблема венедов

Византийским авторам середины VI в. славяне достаточно хорошо известны, и они уже довольно широко расселились по Восточной Европе, проникли в Европу Центральную. Мы не будем сейчас вникать ни в дискуссии о местоположении города Новиетуна (в Паннонии или в Добрудже) и Мурсианского озера (Анфертиев 1991: 132-134; Шувалов 1989: 140-142) — западных пунктов отсчета ареала склавенов, ни в споры о восточных границах их соседей и сородичей антов, расселявшихся до “Данапра”, по Иордану (Iord. Get. 35) или и далее к востоку, по Прокопию (Proc. B.G. VII, 14. 29-30).

Напомним лишь некоторые важные даты (Шувалов 1989: 30-37). Первый набег антов на Империю фиксируется в начале правления императора Юстина I (518-527 гг.), когда они вторглись во Фракию вслед за кутригурами и были разбиты стратегом Германом (Proc. B.G. III, 40,5). Следующий набег их состоялся лишь спустя более 20 лет. На этот раз проблема была разрешена дипломатическим путем. В 545 г. византийцы предложили антам союз против гуннов-кутригуров, пообещав им выплатить много денег и помочь в обустройстве на землях в районе города Турриса (Proc. B.G. IV, 33), в котором большинство комментаторов видят античную Тиру в устье Днестра. Очевидно, основная зона обитания антов находилась тогда где-то севернее или восточнее.

В том же 545 г. и склавины впервые вторгаются на Балканы, но разбиты, походя, герулами, состоявшими на службе Византии и направлявшимися на войну в Италию весной 546 года (Proc. B.G. III, 13, 24-24). Через два года 15-тысячный отряд склавинов опять появляется на территории Империи и часть его принимает участие в походе опального королевича лангобардов Ильдигиса с шеститысячным войском в Италию в 548 году (Proc. B.G. III, 29, 1-3; 35, 19-20). Через год успешный рейд против Империи осуществляется всего трехтысячным отрядом склавинов, захвативших большую добычу, а в 550 году они вторгаются уже более значительными силами, “чем когда-либо прежде” (значит, более 15 тысяч), осаждают даже Фессалоники, но уходят лишь при приближении армии Германа (Proc. B.G. III, 38; 40,1-7).

Несмотря на еще два похода в 551-552 годах (Proc. B.G. III, 40, 31-45; IV, 26, 1-6, 10), они “замирают” до 577 года, и лишь после смерти Юстина II в 578 г. и вступления на престол Тиберия “враги сильно налегли на него, особенно проклятые эсклавины и те, которых называют аварами,” в числе более 100 тысяч (Menandr, fr.: 47-48). В дальнейшем походы “эсклавинов” и попытки массового переселения за Дунай следуют практически почти постоянно, но мы не будем вдаваться в их детали.

Из изложенного вкратце следует вполне определенный вывод: до 40-70 годов VI века анты и склавины, располагавшиеся за Дунаем и в Причерноморье, еще не имели достаточных баз и сил для решительного воздействия на политику поздней Римской Империи-Византии, вторгались лишь небольшие по численности отряды.

Тем не менее, где-то к северу от Дуная славяне уже присутствовали, и об этом свидетельствует один из фрагментов труда Прокопия (Proc. B.G. II, 15). Еще в 512 году герулы, где-то на территории южной части Среднего Подунавья, потерпели крупное поражение от гепидов и лангобардов. Часть перешла на службу Империи, и они уже упоминалась, а часть решилась вернуться на прародину, в Северную Европу или Скандинавию (Proc. B.G. II, 15).

Не будем опять же вдаваться в детали. Поскольку прямой путь на север был отрезан враждебными гепидами, располагавшимися в это время в Трансильвании, герулам не оставлось иной дороги, как двигаться на север, огибая Карпаты с востока. При этом им довелось пройти все земли, занятые склавинами, затем некие пустующие земли и, наконец, достинуть территории Дании или прилегающих побережий Балтики (рис. 1, карта). Склавины, таким образом, в это время (в 512 году) расселялись, в частности, и вдоль восточных и, возможно, северо-восточных склонов Карпат (Мачинский 1976).

Таким образом, 512 год является, в какой-то мере, юбилейным для славян: впервые они обозначены в исторических текстах под своим собственным именем “склавины” и в связи с конкретной исторической ситуацией. Существует мнение: разноречия в написании термина “склавины-славяне” обусловлено лишь тем, что для латинского и греческого языков сочетание звуков “с” и “л” неприемлемо и древние авторы вставляли между ними “к” (Анфертиев 1991: 127). Лингвистам, конечно, виднее, но я предпочитаю в данном случае сохранить традиционное написание и не ставить полного знака равенства между терминами “склавины” и “славяне”.

Что касается антов, то они на страницах источников появляются еще раньше склавинов. Уже в конце IV в., накануне 376 г. (точнее неизвестно), они участвуют в неких событиях, происходящих где-то в Северном Причерноморье. Известия мы находим у Иордана (Iord. Get. 121-131; 246-250) и, частично, у Аммиана Марцеллина (XXI, 3-4), современника событий, рассказывающих о нападении гуннов, перешедших вброд Меотийское озеро (Азовское море), напавших на алан-танаитов в низовьях Дона, а затем на владения короля готов Германариха, который при этом и погиб. Затем гунны разбивают на Днестре и Атанариха, короля вестготов, значительная часть подданных которого ищет спасения в пределах Империи, перейдя Дунай в конце 376 года.

Остготы, оказавшиеся под властью гуннов, попытались освободиться и во главе с наследником Германариха Винитарием (по Иордану) или Витимиром (по Аммиану) напали на союзных гуннам антов, распяли их вождя Боза, но через год в битве c cамими гуннами на реке Эрак предводитель готов был убит, и власть завоевателей сохранилась. Части остготов во главе с вождями Алатеем и Сафраком удалось уйти, прихватив и малолетнего наследника готских королей Видерика. Вместе с вестготами они переправляются через Дунай и затем в 378 г. сражаются против римской армии под Адрианополем. Остгото-анто-гуннская война случилась, таким образом, ранее осени 376 г.

К сожалению, из имеющихся свидетельств письменных источников невозможно установить, где находилась река Эрак, как располагалось государство Германариха и где размещались при этом анты. Ясно лишь, что события происходили где-то между Доном и Днестром.

Наиболее же интересны для нашей темы сведения Иордана о третьей ветви славянских народов — о венетах. Описывая занятую в его времена гепидами Дакию, расположенную между реками Тиссией и Флутавсием (Прутом), а с севера “укрепленную наподобие венца крутыми Альпами” (Карпатами), готский историк пишет: “У их левой стороны, которая склоняется к северу, от истока реки Вистулы на огромных пространствах обитает многочисленное племя венетов. Хотя теперь их названия меняются в зависимости от различных родов и мест обитания, преимущественно они все же называются склавинами и антами” (Iord. Get. 34).

Трудно удержаться от искушения и не сопоставить тут же с этим известием карту распространения раннеславянских памятников первой фазы по Михалу Парчевскому, которые на территории Польши узкой полосой как раз достигают верховьев Вислы (Parczewski 1993: Abb.26). Датировка их, к сожалению, не очень определенна: вторая половина V в. возможна “теоретически”, но лишь потому, что соответствующие находки невозможно отличить от начала или второй четверти VI века, а верхняя хронологическая граница их приходится на рубеж VI-VII веков или даже на первую половину VII века (Parczewski 1993: 93).

Венетов упоминает Иордан и в несколько ином контексте (Iord. Get.119): “После избиения герулов Германарих двинул войско на венетов, которые, хотя и достойны презрения из-за плохого вооружения, но могучие численностью, сперва пробовали сопротивляться... Они же, как было сказано... в каталоге народов (в приведенном выше абзаце), произойдя из одного корня, породили три народа, то есть венетов, антов и склавинов, которые теперь свирепствуют всюду, по грехам нашим (Иордан писал как раз после упомянутых набегов склавинов 548-550 годов), тогда все они, однако, подчинились власти Германариха”. Это события приблизительно середины IV века, и происходили они, очевидно, опять же где-то между Днестром и Доном, точнее сказать по данным Иордана невозможно, но это и не суть важно.

Важно другое: из текстов Иордана проистекает двоякий и даже троякий вывод. С одной стороны, венеты — это обобщающее понятие всех славян, склавинов и антов, с другой стороны, они вроде бы и отдельная обособленная группа, с третьей. складывается впечатление, что именно венеты и были общим корнем всех славянских группировок. Если же это так, то этот венетский корень и стоит поискать.

Уже давно, со средневековья (Седов 1994: 7-14), сложился устойчивый стереотип, что те венеты-венеды, которых поминают и более ранние античные авторы, располагаются на территории Польши. Я и сам преодолел этот стереотип не сразу и не просто. Однако, и занимаясь памятниками первых веков нашей эры, и перечитывая древних авторов, я все больше приходил к заключению, что практически нет никаких определенных данных для польской приуроченности венетов, во всяком случае, они каждый раз оказываются где-то к востоку от Вислы. Толчком же к размышлениям в этом направлении стали блестящие доклады и статьи Д.А.Мачинского (Macinski 1974; Мачинский 1976; Тиханова, Мачинский 1976). Там изложена основная аргументация, что позволяет мне быть кратким.

Постараемся посмотреть на имеющиеся в письменных источниках данные непредвзято. Начнем c автора наиболее компетентного, объективного и знающего, с Корнелия Тацита. Его отец был прокуратором провинции Бельгики, в столице которой Августе Тревиров (современный Трир) и родился будущий писатель в 57 или 58 г. При Флавиях этот провинциал сделал блестящую карьеру в Риме, стал сенатором, выполнял функции городского претора (то есть, по современным понятиям, был мэром Рима), входил вместе с императором в жреческую коллегию квиндецемвиров, в силу сочетаемости этих должностей должен был заниматься организацией “секулярных игр” 88 года (Кнабе 1981: 54-68).

С 89 по 93 гг. он выполнял какое-то важное поручение императора в провинции, как полагает большинство комментаторов, где-то в Порейнье (Кнабе 1981: 79). Скорее всего, это была Верхняя Германия, где только что был подавлен мятеж четырех легионов и куда прибыл император Домициан, чтобы провести кампанию против германцев. Возможно, важным поручением Тациту и был сбор информации о Германии, завоевать которую и продвинуть границы Империи до Эльбы римляне безуспешно пытались со времен Августа. А с геополитической и стратегической точки зрения это действительно было необходимо, дабы прикрыть возможности варварских вторжений в Италию через верховья Дуная и Рейна. Позднее варвары такие вторжения неоднократно и осуществляли, приведя Империю к гибели. Анализ неудач нетрудно вычитать в трудах Тацита. Отбыв должность консула в 97 году, Тацит издал в 98 году небольшую книжку “О происхождении и местах обитания германцев”, как раз при приходе к власти Ульпия Траяна, последнего завоевателя в Римской империи и прежнего прокуратора Верхней Германии. При Траяне писатель продолжал занимать важные государственные посты, в частности, был прокуратором провинции Азия во время дакийской кампании императора (Щукин 1994: 240-241).

Таким образом, при работе над “Германией” Тацит действовал не столько как писатель и историк, сколько как один из людей, которых теперь называют “аналитиками”. Его задачей было создать для своих заказчиков, Домициана и Траяна, по возможности полную и объективную картину ситуации в стане противника, пользуясь всей полнотой доступной информации, включая агентурную.

Тацит подробно, с привязкой к реалиям географической среды, объективно описывает территории, занятые различными германскими племенами. Делает это, очевидно, добросовестно, поскольку не составляет особого труда разместить их на современной географической карте и на карте археологической — их местоположение достаточно адекватно, в большинстве случаев, совпадает с размещением скоплений археологических памятников (Germanen 1976: 49-55; Щукин 1994: 241-242). При этом получается, что большая часть нынешней центральной Польши занята многочисленными племенами лугиев, а Поморье — готонами, ругиями и лемовиями. Не остается другого выхода, как видеть в носителях пшеворской культуры, простирающейся вплоть до Западного Буга (Dabrowska 1973), лугиев (Godlowski 1985: 141), а в Поморье, как раз ко времени Тацита, складывается культура вельбаркская (Wolagiewicz 1981).

Затем Тацит описывает специфический характер общин свионов, находящихся за морем (жителей Скандинавии) и обитателей “правого берега Свевского моря” — эстиев, очевидно, насельников стран Балтии, собирающих янтарь. Здесь, то есть на лугиях, свионах и эстиях, по мысли Тацита, кончается Германия-Свевия (Tac. Germ. 41-45). Что касается границы этой страны с Дакией и Сарматией, то от первой она отделена горами (Карпатами), а от второй — зоной “взаимной боязни” (Tac. Germ. 1). На этот пассаж обратил внимание Д.А.Мачинский (Мачинский 1976) и, действительно, между Западным Бугом и Неманом, а во второй половине I в. н.э. и вплоть до Поднепровья простирается некая зона пустоты и “археологической трудноуловимости” с весьма редкими и не всегда определимыми в хронологическом и культурном отношении маловыразительными памятниками — зона “взаимного страха и ужаса”.

Заключительный пассаж “Германии”, касающийся народов, населяющих Сарматию (Tac. Germ. 46), цитируется практически во всех работах, посвященных рассматриваемой нами проблеме. Существует несколько переводов его, более или менее удачных, хотя содержание от этого существенно не меняется. Приведу здесь последний перевод Ф.В.Шелова-Коведяева (1991: 39), хотя он, быть может, и не самый выразительный как с литературной точки зрения, так и по ясности изложения:

“Я колеблюсь, причислить ли народы певкинов, венетов и феннов к германцам или сарматам. Впрочем, певкины, которых некоторые называют бастарнами, в отношении речи, образа жизни, мест обитания и жилищ ведут себя, как германцы. Все они живут в грязи, а знать в бездействии. Смешанными браками они обезображивают себя, почти как сарматы. Венеты многое усвоили из нравов (к сожалению не ясно, из нравов бастарнов, или сарматов, или тех и других —М.Щ.), ведь они обходят разбойничьими шайками все леса и горы между певкинами и феннами. Однако они скорее должны быть отнесены к германцам, поскольку и дома строят, и носят щиты, и имеют преимущество в тренированности и быстроте пехоты — все это отличает их от сарматов, живущих в повозке и на коне”.

Где же находятся те леса и горы, по которым бродят разбойничьи шайки венетов? Это можно выяснить, лишь определив местоположения бастарнов и феннов, а у самого Тацита никаких указаний на расположение ни тех, ни других нет. Помочь могут лишь свидетельства иных авторов.

Бастарны и их часть певкины достаточно хорошо известны Страбону (Strabo VII, 3,17). Последние владеют островом Певкой в дельте Дуная, а две прочих бастарнских группировки, атмоны и сидоны, располагаются “в глубине материка” между Дунаем и Днепром, за которым находятся сарматы-роксоланы (Щукин 1994: 152-153). Но Страбон описывает ситуацию рубежа II-I вв. до н.э., времени Митридата Евпатора. Прошло более 100 лет, положение могло измениться.

И действительно, Плиний, непосредственный предшественник Тацита, подробно описывает устье Дуная, называет все его гирла и острова между ними, в том числе Певку, но ничего не говорит о певкинах (Plin. N.H. IV, 75). Очевидно, их там уже не было.

Местоположение бастарнов во времена Плиния (Plin. N.H. IV, 80-81) достаточно легко вычисляется, это должны были бы быть земли, примыкающие к восточным и северо-восточным склонам Карпат — Верхнее Поднестровье, возможно, часть Посанья и Волыни, может быть, северной Молдавии. Где-то в этих местах (Щукин 1994: 221-222). А ситуацию в этом регионе писатель должен был хорошо знать, поскольку черпал информацию от своего друга, наместника Мезии Плавтия Сильвана (Cкржинская 1977), осведомленного по долгу службы и с бастарнами имевшего дело непосредственно: он вернул их царю захваченных врагами сыновей (CIL. XIV, 3608).

Сложнее обстоит дело с феннами, про которых другие авторы вообще ничего не говорят. Остается предположить, что эти племена могли бы располагаться где-то в зоне распространения финно-угорской топонимики, южная граница которой проходит приблизительно по линии от северной части полустрова Курземе в Прибалтике до Подмосковья. Тацит говорит о “поразительной дикости, жалком убожестве” феннов. “Их пища — трава, одежда — шкуры, ложе — земля”, они занимаются охотой и пользуются костяными наконечниками стрел (Tac. Germ. 46). И действительно, на значительной части этой зоны мы находим памятники, на рубеже эр еще сохраняющие неолитический облик (Фосс 1952; Гурина 1961; Сакса 1996).

Известия Плиния Старшего о венедах еще более туманны, чем у его последователя и знакомца Тацита (Плиний дружил с отцом последнего), хотя, судя по curriculum vitaе Плиния, он должен был бы быть человеком весьма осведомленным и эрудированым. Как и Тацит, он занимал целый ряд весьма важных постов в администрации Империи, ему была доступна разнообразнейшая информация, включая агентурную. В 47 г. он участвовал в военных кампаниях против германцев в Нижней Германии в качестве префекта фракийской вспомогательной когорты, был однополчанином Тита, будущего императора, замещал затем командующего войсками в войне против иудеев, был прокуратором Сирии и командовал легионом в Египте, бывал в Галлии, Африке и Белгике, при Веспасиане возглавлял службы императорской корреспонденции и документации, закончил карьеру адмиралом Мисенского флота, погиб, организуя спасение с моря пострадавших во время извержения Везувия в 79 г. Был дружен с наместниками Мезии, беседовал с плененным царем Боспора Митридатом (Шелов-Коведяев 1991: 18; Скржинская 1977).

Но его труды “Анналы” и “Германские войны” до нас, к сожалению, не дошли, а дошедшая “Естественная история” посвящена в основном, естественно, не проблемам политики и этнографии, а вопросам естественнонаучным. О первых говорится несколько вскользь. В данном случае эрудированность и широта интересов Плиния в какой-то мере мешала точности и детальности изложения интересующих нас в настоящий момент вопросов. Тацит был более узким специалистом.

Плиний (Plin. N.H. IV,96), как заметили Х.Ловмяньский (Lowmianski 1963: 154-155) и Д.А.Мачинский (1976), дает, по сути дела, перипл Балтийского моря. Начав с земель ингвеонов, группировки германских племен междуречья Рейна и Эльбы и упомянув “полуостров Кимвров”, соответствующий Ютландии, он описывает большой залив, называемый “Коданус синус”, наполненный многочисленными островами, из которых крупнейший — Скатинавия, столь большой, что общины гельвионов, располагаются там не менее, чем в 50 областях. (Все античные географы считали Скандинавию островом в окружающем ойкумену океане). Не менее велика, как считают, и Энингия (остров или полуостров — из контекста непосредственно не вытекает), которую “вплоть до реки Вистулы заселяют сарматы, венеды, скиры и гирры”. Далее, назвав залив Килипен, вероятно другое наименование Кодануса, и остров Латрис в его устье, а затем залив Ланг, “пограничный кимврам”, Плиний возвращается к исходной точке, указав еще на 23 острова, “известных римской армии”.

Поскольку в русских изданиях Плиния этот пассаж никогда не переводился полностью, всегда лишь выдержки из него, приведем этот текст, дабы каждый мог поупражняться в весьма неодозначных возможностях его перевода:

“Incipit deinde clarior aperiri fama ab gente Inguaeonum, quae est prima in Germania, mons Saevo ibi, inmensus nec Ripaeis iugis minor, inmanen ad Cimbrorum usque promunturium efficit sinum, que Codanus vocatur, refertus insulis, quarum clarissima est Scatinavia, inconperatae magnitudinis, portionem tantum eius, quod notum sit, Hillevionum gente quingentis incolente pagis: quare alterum orbem terrarum eam appellant, nec minor est opinione Aeningia, quidam haec habitari ad Vistulam usque fluvium a Sarmatis, Venedis, Sciris, Hirris tradunt, sinium Cylipenum vocari et in ostio eius insulam Latrim, mox alterum sinum Lagnum, conterminum Cimbris, promunturium Cimbrorum excurrens in maria longe paeninsulam efficit, quae Tastris appellatur. XXIII inde insulae Romanis armis cognitae, earum nobilissimae Burcana, Fabaria nostris dicta a frugis multitudine sponte provenientis, item Glaesaria a sucino militiae appellata, barbaris Austeravia, praeterque Actania.”

Текст, как нетрудно заметить, достаточно запутаный и туманный, допускающий различные варианты перевода и трактовки, и мы сейчас не будем заниматься спорной локализацией горы Сэво и некоторых других упомянутых Плинием топонимов, нас будет интересовать лишь соотношение полуострова Кимвров, Скатинавии и Энингии. В частности, не совсем ясно, к Скатинавии или к Энингии относится выражение “alterum orbem terrarum” — другая, иная или противоположная земля, страна, мир. Если противоположная, лежащая напротив, то чего — Скатинавии или “полустрова Кимвров”? К югу или к востоку?

Ф.В.Шелов-Коведяев (1991: 30) уверенно относит это выражение “второй мир” к Скатинавии. Х.Ловмяньский считал, что, поскольку “напротив” Скан-динавии находится Польское Поморье, то здесь, или на территори Польши в целом, и размещается Энингия со всеми населяющими ее народами (Lowmianski 1963: 151-161). Новую трактовку предложил Д.А.Мачинский, консультировавшийся на предмет перевода латыни у М.Е.Сергеенко: если исходить из представлений древних о Коданус Синус, как большом далеко вдающемся в материк заливе, заполненном островами, а именно так представлял его предшественник Плиния Помпоний Мела (Lowmianski 1963: 144), да и просто из абриса Балтики это вытекает, то землей, противоположной полуострову Кимвров, окажется полуостров Курземе, где течет река Вента, стоит город Вентспилс и вплоть до XIII века жило племя вентиев (Мачинский 1976). Тогда и размещение в направлении с юго-востока к северо-западу вплоть до Вислы гирров, скиров и венедов, начиная от сарматов, достигавших ко времени Плиния Среднего Поднепровья и линии Бердичев-Тернополь, могло бы найти свое объяснение (Щукин 1994: 239-244), что, впрочем, не снимает туманности изложения Плиния. Но такой вариант, совпадая в какой-то мере с предложенной выше трактовкой известий Тацита, выглядит наиболее реалистичным.

Еще более туманен, запутан и труден для понимания труд Клавдия Птолемея “Географическое руководство”, созданый великим географом и астрономом где-то между 127-167 гг. н.э. В отличие от своих предшественников, писавших о венетах, Птолемей — типичный кабинетный ученый-эрудит, всю жизнь проработавший в Александрии и практически никогда ее не покидавший. Кроме сравнительно немногочисленных трудов предшественников, начиная с эллинистического времени — Эратосфена, Гиппарха и других, затем Посидония, Страбона, Плиния и Тацита, и, наконец, обобщившего в основном данные 107-114 гг. Марина Тирского, который был, вероятно, основным источником, — Птолемей использовал разнообразные и разновременные периплы, итинерарии и тому подобные документы, смешав все вместе без хронологических различий.

В результате возникла масса несоответствий и просто путаницы. Один неправильно понятый герундивный оборот Тацита превращен в название римского лагеря, один из городов Италии перенесен в Далмацию и т. д. (Шелов-Коведяев 1991: 47). С точки зрения астрономии и математики труды Птолемея тоже оказываются небезупречными, его даже обвиняют в фальсификации и плагиате (Ньютон 1985). Но, так или иначе, он был первым, кто свел воедино все имевшиеся на его время данные и положил их на сетку координат, заложив и основы современной картографии, геодезии, географии. Естественно, в его распоряжении было еще слишком мало точных астрономических измерений, определения расстояний в стадиях тоже были весьма приблизительны, искажения были неизбежны. Но общие очертания все же смутно улавливаются, вряд ли стоит недооценивать его вклад.

Искажения вносили и многочисленные переписчики, плохо понимавшие математизированый язык ученого. Практически все дошедшие до нас списки — не ранее XI в. Остается также неясным, восходят ли к оригиналу Птолемея карты, приложенные к “Руководству”, или они были сделаны позже в соответствии с его текстом. Между картами и текстом имеются, впрочем, и расхождения.

Тем не менее свидетельства имеют место, и просто отмахнуться от них нельзя. Для нас наибольший интерес представляет IX карта и комментарии к ней в III главе “Географии”. Это карта Европейской Сарматии, под которой понимается вся Восточная Европа между Вислой и Доном вплоть до Балтики (рис. 5). Ее населяет ряд “великих народов”, среди которых первыми названы венеды, располагающиеся “вдоль всего Венедского залива” Сарматского океана (Ptol. Geogr. III.5.7). Кстати, вместо “залива” возможен перевод “долины”, но этот вариант переводчиками-специалистами не рассматривался, и я не берусь на нем настаивать. Так или иначе, венеды опять оказываются к востоку от Вислы, а надпись, их обозначающая, на карте сильно растянута и даже выходит далее к северо-востоку за пределы надписи, означающей Венедский залив, достигая устья реки Хесина. Между Вислой и Хесином имются еще три больших реки — Хрон и Рудон, впадающие в Венедский залив, а также Турунта, втекающая, как и Хесин, в Сарматский океан.

Отождествление этих рек с современными достаточно сложно и спорно, и только с Хроном все более или менее ясно, Неман так обозначался еще на картах XVI века (Булкин 1993).

Расстояние между устьями Вислы и Турунты довольно велико, и Венедский залив никак не сопоставим ни с Вислянским, ни с Куршским заливами, с которыми их обычно сравнивают комментаторы. Оба слишком малы и незначительны, чтобы их можно было заметить из Александрии. Картографы явно оперировали более крупными массами, и сам Птолемей писал, что будет заботиться лишь о верности общих очертаний, детали — дело хорографов (Ptol. Geogr. I, 1-4).

Если же приглядеться к современном абрису Балтики, нетрудно заметить, что море между северной оконечностью Курземе и Сопотом образует дугу, и это вполне может восприниматься, как “огромный” Венедский залив.

В качестве других “великих народов” Европейской Сарматии названы певкины и бастарны “над”, или “за Дакией”, или “по другую сторону” от нее (переводы равнозначны), а “вдоль Меотиды” — языги и роксоланы, еще же “далее вглубь” — амаксобии и аланы-скифы (Ptol. Geogr. III.5.7).

Затем Птолемей перечисляет “малые” народы, располагая их в несколько колонок, соответствующих, по всей вероятности, каким-то водным или сухопутным торговым путям. Большая часть названий не встречается у других авторов, и их реальность поэтому может быть поставлена под сомнение. В колонке вдоль правого берега Вислы названо 12 племен. Ниже венедов располагаются гитоны (на карте готы), рядом с ними финны, затем ниже сулоны, фругудионы, аварины у истоков Вислы (проистекающей с Венедских гор — Ptol. Geogr. I. 11.2.; III, 5.5), еще южнее омброны, анартофракты, бургионы, арсиэты, собоки, пиенгиты и биессы возле горы Карпатa (Ptol.Geogr. III, 5,8).

Следующая колонка начинается на правом берегу Хрона и раздваивается. Ниже венедов следуют галинды, игуллионы, костобоки и трансмонтаны у Певкинских гор. А от судинов, располагающихся к востоку от галиндов на той же широте, к юго-востоку помещаются ставаны “вплоть до аланов” (Ptol. Geogr. III. 5,9). Причем на карте ставаны оказываются к востоку от истоков и верхнего течения Борисфена (Березины-Днепра).

Мы не будем сейчас рассматривать всю географическую номенклатуру Европейской Сарматии, это тема специальной работы. Для нас в данный момент важно лишь расположение венедов и ставанов, поскольку в последних большинство комментаторов видят славян, впервые выступающих на страницах письменных источников под своим собственным именем (Мачинский 1976), хотя в данном случае и без привязки к конкретным историческим событиям. Название, действительно, созвучное, хотя только этого еще недостаточно.

У археологов, пытающихся сопоставить эти данные с археологическими культурами, есть два варианта. Либо приписать галиндам и судинам так называемую богачевскую культуру западных балтов в Мазурии, тогда ставанам достанется культура штрихованой керамики в восточной Литве и Белоруссии (Булкин 1993), либо только богачевцев считать галиндами, и тогда штрихованая керамика будет судинской, а ставанами, в этом случае, могли бы быть носители культуры разрозненных постзарубинецких групп пограничья лесной и лесостепной зоны (Nowakowski 1995). Обе гипотезы приблизительно равны по степени своей доказательности или недоказательности. Можно было бы предложить и еще другие версии, например, судинами могут оказаться представители группы Сергеняй-Варшвяй на Немане, но и любой вариант не будет безупречным.

Наконец, напомним еще один источник, где упомянуты венеды. Это так называемая “Певтингерова карта” (Подосинов 1991: 63-80), длинная лента пергамента в 6,75 м при ширине всего около 34 см, где изображен весь мир, известный в период поздней Римской империи, от Атлантики до Индии и Цейлона, своего рода дорожник и путеводитель для желающего совершить путешествие с запада на восток. Указаны основные пути, города и народы, которые могли встретиться.

Дошла до нас карта в копии XII-XIII вв., хотя архетип ее восходит еще к карте Агриппы I в. до н.э., к итинерариям времени Септимия Севера и Каракаллы (193-217 гг. н.э.) и Феодосия II (408-450 гг.). Различить эти напластования в сохранившейся версии почти невозможно, хотя особенно интересующие нас фрагменты Прикарпатья и Северного Причерноморья отражают ситуацию вряд ли позже середины III в. Здесь не упомянуты готы, представлявшие уже довольно заметную силу в этом регионе к 238 году (рис. 6).

Специфическая форма карты (свиток) заставляла создателей пойти на сознательное искажение и спрессовать до неузнаваемости все юго-северные измерения. Поэтому отождествление каких-либо объектов (городов, рек, гор, народов) с реальностью весьма затруднено.

Венеды на Певтингеровой карте указаны дважды. Первый раз где-то между устьями Дуная, Агалингуса (Днестра) и территорией расселения неких питов, гетов и даков, начинающейся от местоположения Поролиссума, самой северной стоянки римских легионов в завоеванной при Траяне провинции Дакия.

Второй раз, под термином венеды-сарматы, они помещены где-то между Океаном и “Бастарнскими Альпами” (Карпатами), где указаны в качестве обитателей “бластарны” и даки “petoporiani”. Последний термин весьма многозначен, быть может, нужно избрать — “беглецы”, бежавшие в горы при римской экспансии. (Не исключено, что именно они представлены липицкой культурой или группой в Прикарпатье — М.Щ.). Рядом с венедами-сарматами и к западу от них указаны Lupiones-Sarmatae, возможно, следует читать Lugiones-Sarmatae, которые расположены выше Сарматигетузы, столицы дакийских царей Буребисты и Децебала. Еще далее на запад упомянуты между Дунаем и Океаном амаксобии-сарматы, противолежащие провинции Нижняя Мезия. Речь может идти лишь о сарматах Большой Венгерской Низменности. Все прочие названые территории и народы должны были бы находиться восточнее или северо-восточнее.

Таким образом, непосредственные свидетельства письменных источников о венедах весьма скупы и противоречивы. Венеды оказываются то обитателями Прибалтики, то Нижнего Подунавья, то они “бродят” где-то между этими землями. Ясно лишь одно: локализация венетов-венедов где-либо в междуречье Одера-Вислы по данным письменных источников не имеет под собой реальной почвы.

Положение осложняется еще и тем, что в Европе существовало еще несколько народов, носящих это же имя. Прежде всего это венеты на Адриатическом побережье и в долине реки По. Они были союзниками римлян в борьбе против галлов в IV в. до н.э. и против Ганнибала в Пунических войнах. С 49 г. до н.э. они — граждане Рима. При Августе здесь образована провинция “Венетия и Истрия” со столицей в Аквилее, выведенной сюда еще в 181 г. до н.э. римской колонии. В Аквилее начинался знаменитый янтарный путь в Прибалтику. Провинция Венето и город Венеция в Италии существуют и до сих пор. От начального периода истории этого народа сохранился ряд надписей и, судя по ним, венеты говорили на своеобразном языке — нечто среднее между италийскими, кельтскими и иллирийскими (Красновская.1971: 29-34, 46-52; Шелов-Коведяев 1991: 34-35).

С кельтским племенем венетов пришлось столкнуться Юлию Цезарю при завоевании Галлии, они обитали где-то на северо-западном побережье и, в отличие от прочих галлов, были мореходами, знали парус (Caes. Bell.Gal. III, 8-16). Часть их в середине I в. до н.э. переселилась, кажется, в Британию (Wheeler 1939).

А топон

Источник: http://krotov.info/history/09/schukin.html